— Я надеюсь на попугая, — объяснил Мун.
— Думаю, что ему сейчас уже не до попугая.
— Как знать? Помните Биля Счастливчика, который сочетался брачными узами с состоятельными пожилыми дамами, а потом убивал их? Если бы он не вернулся, чтобы забрать любимого кота, его так бы и не поймали.
Обещанную машину пришлось ждать довольно долго. Подперев подбородок ладонями, безучастный к палящему солнцу, Мун, подобно гроссмейстеру, только что сдавшему самую важную партию турнира, переигрывал ее в уме, выискивая незамеченные из–за цейтнота просчеты.
— Между прочим, вы не знаете, почему Нгуэн всполошился? — обратился он к малайцу.
— Не знаю, — малаец пожал плечами. — Мы болтали о пустяках. Нгуэн хвастался своим знакомством с американцами, рассказывал, что в Сайгоне проходил какие–то курсы, там инструкторами были американцы.
— Не иначе как школа для диверсантов, — предположил Дейли.
— Обслуживающий бой как раз принес рисовое керри, но Нгуэн есть не стал, а заговорил про полицию — Ах да, перед этим он довольно резко сказал, что я мешаю ему слушать радио…
— Он слушал какое–то сообщение? О чем?
— Не могу сказать. Передача велась на английском. Я понял только несколько слов: «самолет», «катастрофа», «Вьетнам».
Мун почти не сомневался, что речь шла об «Оранжевой стреле» и вьетнамской делегации. Судя по реакции Нгуэна, это была именно та информация, которой Свен собирался потрясти мир. Случилось то, чего опасался Мун: телеграф и радио оказались быстрее, чем он сам. Горечь пережитого поражения превратилась в гнев против его косвенного виновника. В эту минуту Мун почти забыл о Нгуэне. У него было одно желание — скорее добраться до Свена, взять за шиворот и вытрясти из него все внутренности.
Весь путь до гостиницы «Европа» Мун громко чертыхался. Дейли, вместо того чтобы морально поддержать его, улыбался мефистофельской улыбкой. Причина выяснилась через несколько минут, когда они вошли к Свену.
Сначала они услышали его голос. Потом увидели телефонный аппарат. Шнур от него тянулся через всю комнату и исчезал в полуоткрытой двери ванной. Свен в одних трусах — тех самых исторических трусах песочного цвета, в которых он после катастрофы выплыл на остров, — стоял в ванне и бросал в телефонную трубку насыщенные драматизмом фразы. Окна в комнате и ванной были плотно занавешены. Под потолком жужжало электрическое опахало. Этого оказалось недостаточно. Два боя, один слева, другой справа, в поте лица орудовали ручными опахалами, навевая прохладу на покрытое испариной разгоряченное тело Свена. Третий ежеминутно подавал ему стакан кока–колы с плавающими в нем кубиками льда. Свен на миг отрывался от трубки, залпом проглатывал ледяной напиток и, словно наверстывая упущенное, в ускоренном темпе продолжал диктовать свой репортаж. Это был настоящий марафон. Свен диктовал уже третий час подряд. Он весь дымился от возбуждения. Не будь четвертого боя, в обязанность которого входило поливать Свена из ручного душа холодной водой, он в конце концов, наверно, вспыхнул бы.