— Это я.
— О.
— Можно войти?
— Да.
Перед ней стояла бутылка дорогой водки и бокал. Слез пока не было.
— Я безнадежна, так? — начала Диана почти сразу же, не успел Кэлловэй закрыть дверь. Глаза ее молили о возражении.
— Не глупи, — уклонился он от ответа.
— У меня никогда не получалось играть Шекспира, — надула губы звезда, словно виноват в этом был сам Шекспир. — Всё эти чертовы разговоры.
Истерика была близко, Кэлловэй уже, казалось, видел, как разражается гроза.
— Да все нормально, — солгал он, обнимая ее. — Тебе просто нужно еще немного времени.
Диана помрачнела.
— Завтра премьера, — без выражения сказала она. Спорить с этим было трудно. — Меня на кусочки разорвут, ведь так?
Он хотел было возразить, но у него язык не поворачивался лгать.
— Да. Если ты не…
— Меня больше никуда не возьмут, да? Это Гарри, проклятый тупоумный еврей, уговорил меня связаться с театром. «Это пойдет на пользу твоей репутации, — сказал он. — Придаст тебе больше веса». Да что он знает? Берет свои треклятые десять процентов и бросает меня одну все разгребать. Я одна-единственная здесь выгляжу полной идиоткой, правда?
Мысль о том, что она выглядит идиоткой, послужила толчком к истерике. Просто слезы здесь не годились: или буря, или ничего. Кэлловэй сделал все, что мог, хотя это было нелегко. Она рыдала так громко, что остатки разума покинули его. Он слегка поцеловал ее, как обязан был сделать любой уважающий себя режиссер, и — о чудо! — казалось, это помогло. Он повторил прием с несколько большим жаром, причем руки его каким-то образом оказались у ее груди, нашли под тканью соски и принялись ласкать их.
Это произвело магическое действие. Среди облаков сверкнули лучи солнца; Диана часто задышала и принялась расстегивать Терри ремень, чтобы жар его тела высушил остатки дождя. Он нащупал кружевную отделку ее трусиков, и она страстно вздохнула, когда он начал ласкать ее мягко и в то же время не слишком мягко, настойчиво, но не слишком настойчиво. Где-то в процессе Диана опрокинула бутылку, но никто из них не позаботился подхватить ее; водка разлилась по столу и закапала на пол, словно аккомпанируя шепоту женщины и вздохам мужчины.
А затем проклятая дверь открылась, и между ними пронесся сквозняк, охлаждая предмет, над которым трудилась Диана.
Кэлловэй уже развернулся было к двери, затем вспомнил, что костюм его не совсем в порядке, и вместо этого уставился в зеркало позади Дианы, чтобы разглядеть незваного гостя. С бесстрастным выражением лица прямо на Кэлловэя смотрел Личфилд.
— Прошу прощения, мне следовало постучать.