Когда на следующий день чуть свет Эрит ехал на Йорк-стрит, на губах его блуждала улыбка. Великолепный серый мерин резво скакал по вымощенной булыжником улице, звонкий цокот копыт подстегивал нетерпение всадника.
Как ни странно, граф пребывал в превосходном настроении, хотя прошедшая ночь завершилась для него еще более бесславно, чем предыдущая. Он испытал гнев и унижение, когда не смог обуздать свою страсть.
Но покидал он Оливию совсем с другим чувством. Ему все-таки удалось вызвать отклик в ее душе. Несмотря на горечь, сожаление и разочарование, у него появилась надежда.
Минувшей ночью он кое-что разглядел за роскошной раковиной, скрывавшей истинную Оливию Рейнз. Он увидел боль. Ранимость. И самое драгоценное — нежность. Мгновение, когда она коснулась его щеки, все еще звенело серебряным колокольчиком в его сердце.
Гордость требовала от него решительных действий: за холодной личиной куртизанки он искал женщину. И хотя Оливия пустила в ход все свои чары, чтобы заставить его отказаться от замысла, Эрит не собирался сдаваться.
Ни один любовник не смог доставить Оливии наслаждение. Он будет первым.
Эта блистательная награда с лихвой окупала любые старания.
Эрит намеревался провести с Оливией весь день и остаться на ночь. Его дочь перебирала приданое, готовясь к свадьбе, и вокруг нее суетились хлопотливые женщины; дома негде было шагу ступить.
Этой ночью Эрит надеялся одержать долгожданную победу. Оливия одарит его страстью, которой не удостоила ни одного другого мужчину.
Он знал, что в этой непостижимой женщине скрывается чувственность. Он ощущал это так же явственно, как улавливал в утреннем воздухе кисловатый запах угольной пыли и влажный дух реки. Эрит никогда не ошибался в женщинах, не обманывался он и в Оливии Рейнз. Она была воплощением желания. Было бы непростительно, более того, преступно, если бы она так и не открыла в себе страстность.
Приближаясь к дому Оливии, оставляя позади одну улицу за другой, Эрит все больше воодушевлялся. Его конь тихо ржал, выделывая курбеты, словно, как и хозяин, радовался ясному, солнечному утру.
Эрит успел проехаться галопом по Гайд-парку и направился на Йорк-стрит прямо оттуда. Он поднялся на удивление рано, хотя ночью почти не сомкнул глаз, засидевшись допоздна у Оливии. За разговором.
Когда он в последний раз отказывался от сна ради беседы с женщиной? Наверное, в первые дни после женитьбы. А с тех пор ни разу.
Свернув за угол у самого дома, Эрит резко остановил лошадь. Потрясенный, он застыл в седле.
У дверей дожидался роскошный экипаж, запряженный четверкой великолепных вороных лошадей, достойных украсить собой любую конюшню, даже его собственную. Гербы на дверцах кареты были скрыты деревянными панелями, а по изящной, но неприметной ливрее кучера невозможно было догадаться, кто его хозяин.