– Продолжай, – попросил Герман, видя, что он замолчал.
– Я признаю действительным лишь то, что на меня действует. А то, что на меня не действует, все равно что не существует[25]. Ни Бог, ни истина не действуют на нас как «объективные реальности», как что-то внешнее. И если мы представляем их в виде «объективных реальностей», нам остается только верить в них, но не знать. О знании мы можем говорить лишь тогда, когда истина, равно как и Бог, действует на нас изнутри и таким образом переходит в разряд субъективных реальностей.
– Итак, ты знаешь.
– Да.
– Это знание помогает тебе или мешает?
– Когда как.
– Не оставляй сестру, слышишь?
– Этого можно было и не говорить.
– Она глупая баба, но добрая. В точности как твоя мать.
По едва заметному подергиванию углов его рта Грэм уловил приближение очередного приступа.
– Хочешь лечь?
Пальцы Германа до боли стиснули его запястье.
– Нет. Сядь поближе.
Грэм пересел на кровать. Вот, значит, как. Всю жизнь мы с тобой, фактически по одной и той же причине, старались держаться друг от друга подальше, думая, что еще есть время – время собрать разбросанные камни, – и вдруг обнаружили, что его нет. Полчаса, час... вот все, что осталось.
– Не бойся, – вполголоса проговорил Грэм, удивляясь собственному спокойствию. Спокойствию камня. – Потом ничего не будет.
Герман отрывисто хохотнул.
– Именно это я и хотел услышать.
– Серьезно?
– А то! Знаешь, все эти мысли про Страшный Суд, про Царствие Небесное... от них здорово портится настроение. – Он передохнул, дрожащей рукой смахнул капли пота со лба. – Прикури-ка мне сигаретку.
– Не бойся, – повторил Грэм, делая первую затяжку и протягивая ему сигарету. – Добро и зло – это божественная дихотомия, такая же, как свет-тьма, жар-холод, сухость-влажность, инь-ян и прочее. Каждое Солнце имеет Sol Nigredo, каждый предмет – тень. Нет никакого рая для праведников. Нет никакого ада для грешников. Все происходит здесь и сейчас. Бог никогда не покидал нас, поэтому нечего ждать Второго Пришествия и Страшного Суда. Бог – это Некто или Нечто, превосходящее наше понимание, и в то же время Тот, кого понять не составляет никакого труда. Одной рукой он дает, другой отбирает – и это не хорошо и не плохо. Это просто ТАК.
Несколько раз принимался трезвонить его мобильник. Поначалу Грэм игнорировал его, а потом и вовсе отключил. Ему не нужен был внешний мир. Так называемая объективная реальность. Он никогда не признавал ее существования. Его больной мозг (в этом смысле мало чем отличающийся от мозга любого другого «нормального» человека) день за днем создавал собственную модель реальности, и уж с ней-то он мог экспериментировать сколько душе угодно.