Да, об этом она в первую очередь и подумала. Но позже изменила свое мнение. Грэм принципиально не комментировал выпады в свой адрес, а по-настоящему скандальных фактов никто предоставить не мог. К тому же память Риты услужливо воскрешала имевшие место в прошлом постельные баталии, во время которых она чувствовала себя стопроцентной женщиной, желанной добычей для привыкшего бороться и добиваться мужчины, и на этом фоне приписываемая Грэму гомосексуальность выглядела, мягко говоря, неубедительно.
В тот последний вечер – о!.. – как он уронил ее на кровать, раздел в мгновение ока, бесстыдными ласками пробудил в ней дикое, безумное желание: она рычала, впиваясь ногтями в его плечи, конвульсивными движениями бедер давая понять, что лишится рассудка, если он не сделает это прямо сейчас... Незаметно они оказались на полу. Высокий ворс ковра щекотал спину. Мир взрывался у нее перед глазами, искаженное лицо Грэма казалось ликом Люцифера. Он давал ей почувствовать поочередно то первобытную грубость охваченного похотью самца, то нежность и страсть средневекового миннезингера, воспевающего Прекрасную Даму. Она и сама не знала, что ей нравится больше. Возможно, ее сводил с ума именно этот волнующий контраст. А коварный соблазнитель сознательно контролировал меру и степень ее безумия.
В какой-то миг все это сделалось совершенно нестерпимым, и Рита, сама не зная, что делает, вонзила зубы в его плечо, как вампир. Он задышал часто, прерывисто, но умудрился не сбиться с ритма. Клыки прокусили кожу, во рту появился соленый привкус крови. Зажмурившись, Рита сглотнула. Грэм замер на мгновение... у него вырвался тихий стон... а затем, не выпуская ее из объятий, он отплатил ей укусом за укус, так что его губы тоже окрасились кровью. Дети джунглей. Они чувствовали, что возвращаются к истокам.
Несомненно, мы узнали нечто, причем нечто истинное, которому, не исключено, наша гордость, наше культурное сознание говорят «нет», но что-то в нас говорит «да». Для многих в этом заключено нечто раздражающее и побуждающее к противоречию, для других – нечто вызывающее страх, и поэтому люди не хотят этого признавать[33].
Трудноизлечимые неврозы разъединили их, но кровь соединила. Долго после этого Рита разглядывала в зеркале подсохшие ранки над ключицей и вспоминала этот последний вечер вдвоем.
Вспоминала... а потом приказала себе забыть.
Ей даже пришлось пройти курс психотерапии у профессора Циммермана, чтобы освободиться от последствий этого разрушительного романа. И все было хорошо, все было хорошо – вплоть до того момента, когда она решила по-быстрому проверить почту, открыла это письмо...