Сергей не пошел на стройку, но мысль о том, что он должен делать что-то для жены и детей, не давала ему покоя. В городе бушевала лихорадка приватизации, жилплощадь становилась вложением капитала, и Сергей решил во что бы то ни стало выбить у чиновников полагающиеся ему метры. По крайней мере, у Наташи и малышей будет свой уголок, а в случае необходимости его и сдать можно. О себе Сергей, мысленно рисуя картины будущего, уже не думал. Он не боялся смерти, просто, потеряв слишком многих друзей, стоявших с ним плечом к плечу во время радиоактивного шквала, не мог тешить себя иллюзиями. Павло, Ванюша, Равиль, Стас – имена тех, кто избежал непосредственной опасности, но был настигнут гибелью, словно гнавшейся за ними по пятам. Смерть будто злилась на то, что эти смельчаки сумели отогнать ее от мирных городов и сел. Имена друзей запечатлелись в памяти Сергея крепче, чем если бы они были вырезаны на мемориальной доске. Их смерть не была красивой, изуродованные мучительными болезнями, они угасали один за другим на больничных койках, но Сергей с горькой гордостью говорил себе, что эти ребята совершили два подвига: первый, за который им дали награды и льготы, и второй, не такой эффектный, но, возможно, доставшийся им гораздо дороже. Скромные, незаметные герои прилагали последние силы, чтобы не только не быть обузой близким, а по мере возможности выполнить свой долг перед семьями, обеспечить их, чем можно. Они забывали о гордости, покорно выносили измывательства равнодушных, заевшихся чиновников лишь для того, чтобы на пороге могилы знать, что их детям будут обеспечены кров и образование.
Мог ли Сергей позволить себе поступить иначе? Он объявил Наташе, что возобновляет попытки вырвать из зубов у бюрократического дракона полагающуюся ему площадь. Конечно, Сергей не выражался столь патетично. Он просто сказал:
– Наталочка, ты не выбросила тот ответ, который мы получили из мэрии в прошлом году? Может, надо попробовать написать еще одно заявление...
Теперь у Сергея было сколько угодно свободного времени, и он тратил его на хождение по инстанциям. Физически это было нетрудно, но сколько оскорблений приходилось ему выслушивать в каждом кабинете! Ужаснее всего было то, что эти мерзости, от которых каждый раз бунтовала гордость Сергея, говорились без желания оскорбить – их порождало равнодушие и святая уверенность в том, что обладание материальными благами – привилегия узкой касты «нужных людей», а все прочие, пытающиеся отобрать у них хоть крошку, – наглые попрошайки, заслуживающие лишь презрения. О, никто не говорил этого вслух, но в отфутболивании просителей из кабинета в кабинет просматривалась хорошо продуманная система.