– Так ведь с Холодовым она тоже часто оставалась одна в большом доме, не так ли?
– Так, – согласилась Ниночка, хлюпнув носиком. – Более того, он превратил ее в совершенно безвольное, абсолютно бесправное существо. И… И даже позволял себе распускать руки, Иннокентий!!!
– Он часто бил ее?! – не поверил Горелов.
Представить себе неторопливого, надменного, поскрипывающего при ходьбе суставами Холодова в рукопашной с Маргаритой просто невозможно. Рита, она же была сильной, жилистой!
– Бил. И неоднократно. Старался, конечно, не по лицу, но однажды она с синяком просидела дома больше месяца. Не выходила никуда.
– А-а-а… а почему же она не ушла от него?! Что ее держало? Любовь? Признательность?
– Я не знаю, – Ниночка честно взглянула Горелову в глаза. – Она не признавалась никогда. К тому же возвращаться к матери Рита не хотела, она авторитарный весьма человек и… С ней было очень сложно всем нам.
– А ко мне? Ко мне почему она не попыталась вернуться? – вдруг выпалил он и почувствовал, что краснеет.
– А вы приняли бы ее, Иннокентий? – Ниночка мягко улыбнулась ему сквозь слезы. – К тому же Рита знала, что после ее ухода вас часто посещают женщины, остаются у вас до утра. Не смотрите на меня так! Вы же не в лесу живете и соседей имеете. И вы полны решимости сейчас принять ее, когда ее больше нет. А тогда… нет, вы не тот человек, кто прощает. Вы ненавидели ее. И сейчас…
– Что – сейчас?
– Не стоит махать кулаками после драки, – она сунула в широкие рукава халата руки, как в муфту, поежилась, будто от холода, хотя в квартире было очень тепло, ему даже немного жарко стало в рубашке и шерстяном жакете. – Все мы мудры задним умом. Вы ведь даже не позвонили ей ни разу.
– И она – мне!
– И не объяснились.
– И она – тоже!
– Не попытались с ней поговорить.
– Послушайте! – Ему надоел весь этот вздор про его отвратительное на тот момент поведение. – Это ведь не я ее бросил, а она – меня! Это не я, а она просто перелегла в другую постель и захлопнула перед моим носом дверь тем самым. Чего вы хотите от меня, в конце-то концов?!
Он забросил ногу на ногу, и тут же чужая дежурная тапка соскользнула на пол. Горелов остался в носке и конфузливо умолк. Зря он надел эти чертовы тапки! Кто знает, может, и Холодова когда-то в них наряжали? И он сидел, развалившись, на этом диване, а Рита укутывала его старое морщинистое тело в плед и подносила ему горячий чай с лимоном, пока они с девчонками на кухне вискарик на троих давили?
Зря он надел чужие тапки…
– Простите меня, Иннокентий. Я, конечно же, не имею права копаться в ваших прежних отношениях. Я просто… Я просто в отчаянии! Когда мы с Игошей нашли их… Это было так ужасно!