Он и правда никогда сюда не ездил раньше. Магазин был далеко от его дома, совсем не по пути на работу и обратно. Но вот заехал. А все почему?
А потому, что сначала он собирался опросить соседей погибшей Анастасии, а потом вдруг резко передумал. Как только колеса его машины подпрыгнули на «полицейском», преграждавшем въезд в ее двор, у него вдруг отпало всякое желание туда ехать. Развернулся и драпанул оттуда.
Именно драпанул! Трусливо, дворами, прижимаясь к обочинам в узких местах, где сложно разъехаться со встречным транспортом.
Почему, спрашивается, он сбежал? Не хотел, чтобы его машину заметили и запомнили?
Стоп, на фиг это все! А ведь машину Алекса тоже должны были увидеть и запомнить. Вся парковка – как на ладони. Хвала строителям, позаботились, не устроили стоянку в каком-нибудь непросматривающемся аппендиксе. Нет, она под окошками, напротив подъездов.
Ну, и отчего же он удрал? Поболтал бы с соседями, может, кто-нибудь что-нибудь и вспомнил бы.
С другой стороны, а надо оно ему?! Марго мертва. Подруга ее – тоже. Эксперт говорит, что никаких следов насилия на трупах не обнаружено. Вообще никаких! Может, и в самом деле девки… того, сами себе дурь в вену вогнали?
И опять – корежит его от этого! А как же быть с убийством Марины Стефанько? С какого хрена там Марго маячила на заднем плане? И, опять же, в обоих случаях Алекс – человек не посторонний этим двум женщинам.
– Пуф-пуф-пуф… – фыркнул Горелов, дождался наконец, пока неповоротливая толстуха уехала, и вновь повернул машину в Стаськин двор.
Нечего малодушничать! Да, пора признать, что ему небезразлична смерть его бывшей жены-предательницы. На похороны ее он не пошел, и это – его право. Теща звонила, он снова трубку не взял. Сева фонтанировал, извергая праведный гнев, и даже позволил себе назвать брата нехорошим словом.
– Отстань, старик! – ответил Горелов ему спокойно и нажал отбой.
Даже Севке он не мог признаться в том, насколько больно для него было бы увидеть Маргариту мертвой. Прав тот увалень, как там его, Белов, кажется, сколько бы он ни жил с гневом и ненавистью в сердце, любить Ритку он не перестал. И – да, да, все равно он втайне надеялся, что она рано или поздно к нему вернется. Уж на каких условиях – о том разговор особый, но все равно он ждал ее возвращения через покаяние.
Теперь уже не ждал…
Горелов поставил машину у левого края и начал обход крайних подъездов, постепенно сужая кольцо, тем самым подбираясь все ближе и ближе к Стаськиному подъезду.
Почему он так поступил? Все просто. Он начал с самого безнадежного варианта, в душе надеясь, что уж там-то, в ее подъезде или близлежащих к нему, кто-то что-то да увидел. Начни он в обратном порядке и напорись сразу на неудачу, жильцы крайних подъездов так и остались бы неопрошенными. Он бы тогда точно бросил это гиблое дело. А так – надежда какая-то все же оставалась.