Наблюдая за стрельбой своего взвода, я приподнялся из-за окопчика.
— Свечников, головы не прятать! — закричал я, заметив, что Свечников стреляет не целясь, уйдя с головою за бруствер и журавлем колодца выставив вверх винтовку.
— Свечников! Свечнико-ов!
Но Свечников еще глубже ушел под бруствер.
«Ну, я его!» Я вскочил и пошел к его окопчику.
— Ложись, ложись! — закричал мне прапорщик Морозов.
Но было уже поздно. Меня подбросило и с новой силой ударило о землю. Кажется, я вскрикнул.
Минуту я пролежал тихо, следя, как из правой ноги густым потоком струилась боль. Портянка в сапоге намокала. «Надо встать. Добьет…» Но встать я не мог — раненая нога вновь тянула к земле.
— …А ну, здоровой подсобите… Так!.. Здоровой ногой!..
Нартов волочил меня в кустарник… За кустарником поднял и, обняв за плечи, повел на перевязочный пункт.
Над бузиной около дороги метались воробьи. Тощая собака в канаве трепала какой-то длинный окровавленный бинт. С заборов сползало солнце.
Я прыгал на одной ноге, правым плечом навалившись на левое Нартова.
* * *
— Не страшно, господин прапорщик! — сказал фельдшер, наскоро сделав мне перевязку. — Ранение междукостное… Ну, трогай! — Он положил мне под голову мой надвое распоротый сапог и махнул рукой, подзывая следующую, еще не нагруженную подводу. Наша тронулась.
— Прощай, Нартов! Спасибо!
Некоторое время Нартов шел рядом с нами.
— Ну, иди в бой… С богом!..
Подвода пошла быстрее. Раненые застонали.
* * *
…Кажется, мы уже подъезжали к вокзалу. Глаза мои были закрыты. Палило солнце.
— Да говорят, не налезай! Пошла вон! — отгонял кого-то возница.
— Мне про генерала, служивые, узнать бы… про главного…
Я открыл глаза.
За подводой, перегнувшись к нам, шла черная от загара и пыли Олимпиада Ивановна…
Поезд шел, раскачиваясь…
В Сумах наши три санитарные теплушки включили в состав пассажирского.
— Негодяи! К самому хвосту, — негодяи, — прицепили! Ну и трясет! ворчал раненный в плечо поручик Бронич. — И солому сменить ленятся… Эй, санитары!
— Господи! Бог ты мой!.. Го-спо-ди!.. — Молодой солдат-кавалерист, раненный в живот, шаркал по полу разжатыми ладонями. — Санитар, испить бы!.. Са-ни-тар!..
— Санитар, эй! — подхватил кто-то.
— Санитар!
— Сестра!
— Сволочи!..
В теплушке, кроме раненых, никого не было.
* * *
…Над крышей гремел ветер. Когда на каких-то маленьких станциях поезд останавливался, за черной щелью наших дверей гудели телеграфные провода. Но вот провода загудели с обеих сторон теплушки.
Мы приближались к Харькову.
В Харькове мы подъехали к пассажирскому вокзалу.
— Испить бы, о го-спо-ди, и-испить!..