Пленных подвели к тачанке генерала Туркула. Наклонив головы и плечи и опустив руки, они стояли неподвижно, и казались низко подвешенными над землей.
— Коммунисты? — спросил генерал Туркул, свесив над колесом тачанки одну ногу.
Не подымая головы, пленные что-то ответили. Туркул зевнул.
— Веди! — Потом развернул на коленях карту и зевнул снова.
— …Сюда! Сюда! — минут через пять вновь закричал он. И опять подвели пленного, уже босого, в рваной ватной кацавейке и без фуражки.
— Коммунист?
— Черт ма, коммунист!.. Мобилизованный.
Около тачанки собрались солдаты. Туркул вновь что-то спросил. Что — я не разобрал. Солдаты вкруг тачанки гудели.
— Меня это? — переспросил пленный.
— Ну, а конечно! Не меня же!..
— Могилиным меня звать.
И вдруг, встряхнув кудрями, пленный чему-то улыбнулся. И точно в ответ на улыбку пленного, Туркул засмеялся тоже.
— Могилин?.. В могилу Могилина! — закричал он, уже захлебываясь хохотом. — Эй, вы там!..
Пленного повели за тачанку…
Подняли нас через полчаса.
— …Марковцы, говорят, отходят.
— Черт дери!.. Словно как кашу варят…
— Слышите?.. Слышите?..
Мы уже шли через степь. Но вот штабс-капитан Карнаоппулло нагнал роту. Он задыхался.
— Не волнуйтесь, поручик! Все будет исполнено. Патронную двуколку я подтяну ближе. А связь с цепями… Поручик Кумачев даже не обернулся.
Когда 2-й батальон входил в Первоконстантиновку, солнце уже спускалось за края крыш. Крестьян в деревне не было видно. Опять несли раненых. Перевязочный пункт находился возле ворот хаты, около которой остановилась наша рота.
— Сестра! Разрывными?.. Правда?..
— Сестра, вы были в цепи?.. Скажите, — курсанты, наверно?..
Сестра и фельдшер Дышло молча рвали бинты.
…Уже 7-я и 8-я роты пошли в бой. 5-я и наша лежали на улице. На улицу залетело несколько пуль… Взобравшись на забор, безрукий батальонный смотрел в бинокль.
— Слушайте, — сказал кому-то недалеко от меня лежащий поручик Науменко. — Не кажется ли вам…
И вдруг он уперся о ладони и быстро поднял голову. Батальонного на заборе уже не было.
— Сестра! Сестра!.. — кричал над канавой связной.
Батальонного положили на подводу. Но подвода не пошла в тыл. Раненный в грудь навылет батальонный остался руководить боем.
— Ше-ста-я!..
Мы вскочили.
Я видел, как подпоручик Морозов нахмурил вдруг запрыгавшие брови и как, отвернувшись в сторону, перекрестился подпоручик Басов…
За деревней подымались холмы…
Рассыпавшись в цепь, наша рота шла, не стреляя. Красных не было видно, — они лежали за холмами.
Мы вышли на линию наших соседних цепей, приблизительно на версту от Первоконстантиновки.