Контракт для двоих (Чайлд) - страница 62

  Значило ли это что-нибудь для него самого? В который раз Адам подумал: а что сейчас делает Джина? Сидит за столом вместе с семьей ее брата?

  Разговаривает и смеется, наслаждаясь общим весельем? Вспоминает ли она его хоть немного? Или же вовсе о нем не думает?

  —  Похоже, ты так и собираешься сидеть здесь, ничего не делая, пока мать твоего ребенка пропадает в какой-то глухомани. — Эсперанца стояла у стола, скрестив на груди руки. Ее темные глаза сверкали негодованием, губы почти исчезли в гневной складке рта.

  Адам попробовал проглотить кусочек яичницы. Этот разговор продолжался уже три недели. При каждой возможности Эсперанца то горько сокрушалась, то бранила его.

  —  Колорадо вовсе не глухомань.

  —  И то верно.

  Адам бросил вилку, приговорив себя еще к одному голодному дню. Может, ему съездить позавтракать в город? Но от этой мысли пришлось отказаться. В городе полно людей. Им захочется поговорить с ним. Выразить ему свое сочувствие. Сказать, как они сожалеют о том, что его брак просуществовал так недолго...

  — Тебе надо бы привезти ее обратно.

  — Эсперанца, Джина уехала, потому что хотела уехать. У нас был договор. Все условия выполнены.

  — Договор! — Это слово несло в себе столько неприятия, что казалось, весь воздух наполнился его вибрацией. — У тебя был брак! И будет ребенок. Ребенок, которого ты никогда не увидишь. Это то, что тебе нужно, Адам? Это та жизнь, которую ты хотел для себя?

  Нет, подумал Адам, мрачно глядя на стул, где обычно сидела Джина, Он представил себе ее улыбку. Ее смех. Нежное прикосновение пальцев, когда она касалась его руки. Он даже не подозревал, как привык видеть Джину каждый день. Слушать ее. Говорить с ней. Спорить.

  Через несколько недель жизнь на ранчо Кингов вернулась к привычному течению. Цыганские лошадки вернулись к Торимо. Тоненький ручеек покупателей, которые приходили посмотреть на них, иссяк. Не было свежих цветов в вазах, потому что некому было их собирать. Вечерняя тишина больше не нарушалась звуками телевизора, и нигде не валялись пакетики попкорна, потому что Джина... ушла от него.

  Не было больше жизни на ранчо Кингов.

  Его мир снова стал черно-белым, таким, к которому он когда-то привык и который хотел обрести вновь. Только теперь... он ненавидел его. Ненавидел это однообразие. Эту тишину. Эту бесконечную монотонность существования, подобно завтракам Эсперанцы.

  Но теперь уже ничего не изменить. Джина ушла. Она решила строить свою жизнь без него. И это было к лучшему. Для нее. Для их ребенка. Для него самого. Он был почти уверен в этом.