— Невозможно! — ахнула Берта. — Абсурд. Это мы стоим под Вашингтоном, а не они — под Атлантой!
— Я же не говорю, что, к примеру, Шерман завтра каким-то чудом возьмет Атланту, — пожал плечами капитан, — но диверсии на дорогах были. Помните рейд Эндрюса? Северяне его зовут «большой паровозной гонкой». Два десятка сорвиголов чуть не оставили армию Теннесси без снабжения — всего лишь захватив паровоз и сжигая за собой мосты. Даже теперь у наших солдат не хватает пищи и одежды не потому, что у нас всего этого нет, — а потому что нам приходится выбирать, доставить им патроны или галеты. И со всем, что не влезает на поезд, приходится — как это говорили под Севастополем? — vola tyanut! Но если бы не было морской блокады, мы и на потерю Виксбурга бы чихали. Какая была бы разница, кто ходит по Миссисипи, если бы из Галвестона в Саванну ежедневно выходило полсотни грузовых шхун? Конфедерацию душит не столько отсутствие внешней торговли, с этим мисс Берта управится шутя, сколько прибрежной торговли между штатами. И чтобы руда из Флориды потекла в Южную Каролину, нужно, чтобы вокруг портов и между ними не было блокадных станций янки. А они есть. Их ровно четырнадцать… и тринадцать работают как часы.
— А еще одна? — жадно спросила Берта.
— Это мы. Чарлстон. Скажите спасибо мистеру Алексееву…
— Спасибо, сэр.
Ни смешинки, ни восторженности.
— Это план «Анаконда». Петля на шее Конфедерации. Четыре морские блокадные зоны, одна речная. Удавка. Все остальное — Макклеллан, Грант, Шерман, Роузкранз — всего лишь палач, выбивающий из-под ног осужденного табурет. Даже взятие Балтимора не поменяло ничего. Просто в зоне ответственности Североатлантической блокадной эскадры прибавилась одна станция. Часы продолжают отсчет.
— Изменилось, — заметил Алексеев, — им придется размазывать те же корабли на большее число станций. Удавка стала тоньше.
— Тем сильней она в нас врезается. Длинней побережье — больше мест для высадки. Мы потеряли Норфолк, Порт-Роял, Новый Орлеан, Галвестон переходит из рук в руки… Судьба этой войны решается на море. Эх, если бы у нас было хоть что-то, похожее на флот… Но русская эскадра ушла — пугать английских купцов.
— Но мистер Алексеев остался!
— Но что один, самый лучший, корабль сделает с «Анакондой»?
Алексеев хотел ответить, но — не успел.
Вокруг серело и посверкивало золотым шитьем южное общество. Беседовали джентльмены — с повязками и лубками, проездом из огня в полымя. Люси Холкомб-Пикенс служит приятным дополнением к мужскому обществу — тем более что на ней новое платье, протащенное через тело страшной «Анаконды». Скорее всего, одним из присутствующих. Что ж, это зрительное подтверждение того, что флоту янки можно утереть нос! Рядом — старший помощник. Неужели Адам и здесь повторяет очередную литанию старпома, вроде: «Пшеничная мука, солонина, лимоны, гвозди номер десять?» Нет. Лезет за отворот сюртука, выуживает ладанку. Белокурый локон… Невеста. Сколько ей придется ждать? Жених уходил в практическое плавание по Балтике — а где оказался?