Впервые за сегодняшнее утро Монк улыбнулся. Наивность Ивэна его умиляла.
— Еще газеты выражают сожаление относительно растущей распущенности рабочего класса, — продолжал Ивэн. — Предсказывают расшатывание устоев общества и забвение христианской морали.
— Естественно, — едко заметил Монк. — Обычное дело. Я подозреваю, что кто-то пишет такие статьи впрок целыми пачками и отдает в печать, как только подвернется подходящий случай. Что еще? Хоть одна газета задается вопросом, действительно ли виновен Персиваль?
— Я не видел ничего похожего. Все требуют, чтобы его повесили, — с несчастным видом сообщил Ивэн. — Кажется, все вокруг испытывают огромное облегчение, все счастливы, что дело наконец распутано и закрыто. Уличные краснобаи уже распевают баллады на эту тему. Я послушал одного на Тоттнем-Корт-роуд. — Речь Ивэна оставалась гладкой, но интонации все равно выдавали его волнение. — Довольно мрачная песнь, вдобавок не имеющая ничего общего с действительным положением дел. Всего за два пенни: соблазнитель в ливрее и невинная вдова, захватившая в спальню кухонный нож с тем, чтобы защитить свою честь. Злобный лакей, распаленный страстью, крадущийся вверх по лестнице среди ночи… — Ивэн взглянул на Монка. — Все жаждут вернуться к пыткам и четвертованию. Кровожадные свиньи!
— Они просто испугались, — устало сказал Монк. — Скверная это штука — страх.
Ивэн нахмурился.
— Вы думаете, страх — причина всему, что произошло на Куин-Энн-стрит? Каждый боится за себя и стремится навлечь подозрение на другого, лишь бы побыстрее выставить из дома полицию и выбросить неприятные мысли из головы?
Монк отодвинул тарелку и с утомленным видом поставил локти на стол.
— Возможно. — Он вздохнул. — Боже, ну и кашу мы заварили! Самое печальное то, что Персиваля могут повесить. Он, конечно, дерзкая и самовлюбленная скотина, но такого он, право, не заслуживает. А еще печально то, что убийца так и будет припеваючи жить в доме. И как бы остальные ни старались забыть об этой истории, по крайней мере один из них наверняка догадывается, кто убил Октавию. — Монк вскинул глаза. — Вы можете себе это представить, Ивэн? Провести остаток жизни бок о бок с убийцей, из-за которого вздернули невинного человека! Встречаться с ним на лестнице, сидеть рядом за обеденным столом, улыбаться в ответ на его шутки!
— Что вы собираетесь предпринять? — Ивэн устремил на него тревожный, внимательный взгляд.
— А что, черт возьми, я могу теперь предпринять? — взорвался Монк. — Персиваль арестован и будет предан суду. У меня нет ни одного свидетельства в его пользу, которое я бы еще не предъявил Ранкорну. В итоге я отстранен от дела и уволен из полиции. Я даже не знаю, на что мне теперь жить. Проклятие! Как я могу помочь Персивалю, если и себе-то помочь не в состоянии?