Утяев, конечно, тоже догадался, где они находятся. Он пал духом. От рождения доверчивый и добрый, он, однако, научился за годы директорства не очень-то полагаться на людскую порядочность; бывало, что его надували или пытались надувать. Он был уверен, что восемь мешочков, которые Ефрем отдал на хранение Буру (девятый получил за труды Рыцарь), — пропащие деньги. И, главное, теперь возвращение всей группы на родину под угрозой.
— Рассуди, пожалуйста, — говорил он Ефрему. — Твой Бур-старший свое получил. Даже больше на три мешочка. Как говорится, дело в шляпе. Зачем ему с нами возиться?
— Дурная твоя голова, — возражал Ефрем. — Что значит возиться?.. Посадит в шаробиль — и до свидания, мое вам с кисточкой.
— А не проще ли ему нас выгнать?
— Куда?
— На улицу.
— Глупо, директор. Я же мэру позвоню.
— Начхал Бур на мэра. Бур… э-э-э… бандит.
— Запомни, директор: в этом городе все бандиты. У них дележ барышей, а мы чужие, притопали из другого пространства.
— И мэр бандит?
— Скажу тебе, похлестче Бура.
— А кто нам деньги дал?
— За что деньги? Пойми, нехитрая твоя голова, свободу он твою хотел купить. Бур за те же деньги, даже за пол той цены, тебя хочет возвратить на родину. Ты цену знаешь освобождению из этой кабалы?
— Даст ли он нам путь на родину, Ефремушка?
— О том и речь. Как говорится, бабушка еще надвое сказала.
Ефрем вздохнул.
— Риск — благородное дело, директор. Завсегда от одного бандита спасение ищешь у другого. Тут, брат, особая дипломатия, и ты мне это дело доверь, — закончил разговор Ефрем.
Вот теперь Утяев и отмалчивается. То полежит, не раздеваясь, на своей кровати, то посидит на ней, то по комнате осторожно пройдется, поглядит, как дети спят. Молчит и Ефрем. Ждет, готовит разговор на случай всяких осложнений. Он думает: ведь мог же Бур-старший, поднявшись со своими орлами на сороковой этаж, связать меня, как тех двух охранников, забрать деньги (нешто трудно их было найти!) — и поминай как звали? Мог. А не сделал. Нет, не любит Бур мельчить. Не дурак он, мохнатые брови. Мы с ним сговоримся. И думал Ефрем еще о Фаэте. Выходит, обидел он молодку, не сдержал мужского слова. Хотя и она отвергла его безбородого. А может, скандала испугалась, потянула время, чтоб замять историю?.. Да что тут гадать. «Старый ты дурак, — ругал себя Ефрем. — Нашел себе кралю…»
Размышления Ефрема оборвал рыжий долговязый переводчик Бура. Едва появившись на пороге комнаты, он скомандовал:
— Бунтарь, на выход! Ефрема аж передернуло:
— Ты что как в казарме раскомандовался?
Но он тут же встал и, молча обменявшись с Утяевым взглядами, вышел.