— А может, их потом на мясо пустят? — Ефрем толкнул в спину переводчика-кучера, который за всю дорогу не проронил ни слова. — Эй, слышь-ка, объясни, друг, где у вас лошадей столько держат и зачем? — Переводчик не обернулся. — Эй, тебе говорят!
После третьего толчка в спину переводчик оглянулся и, грозя пальцем, быстро проговорил:
— У нас правят богачи, каста расистов. Вас предупреждали, что вы должны молчать?
— У нас нет врагов, дорогой.
— Враги Третьего Тобби отныне ваши враги. Еще раз прошу молчать.
Утяев и Ефрем, переглянувшись, пожали плечами.
— Вот тебе и праздник, как говорится, — вздохнул Утяев. — Интересно, что на этот счет… э-э-э… думают местные расисты-богачи?
— Нас домой бы отпустили… — вдруг громко произнес Ефрем. — А тут пусть разбираются сами как хотят!
Переводчик, не оборачиваясь, погрозил кулаком. Ефрем и Утяев замолкли. Шутки в сторону.
Такого огромного стадиона в двадцатом веке не мог увидеть ни один землянин. Если бы эту гигантскую чашу, наполненную людьми, а точнее сказать — человечками-муравьями, расползшимися по всем трибунам, вдруг приподнять над почвой, а затем опрокинуть, то родилась бы полуживая муравьиная куча, равная, наверно, по высоте горе. К счастью, для инопоостоанства понятия «верх, низ» относительные. Инопространство тоже вращается, оно не может никуда опрокинуть Желтого Дьявола. Вот если остановить вращение… Но что за дикая мысль! Впрочем, стадион походил на гигантское вогнутое чертово колесо, которое, если его раскрутить и сразу затем затормозить, быстро разбросает по касательной всю копошащуюся массу фаэтов-муравьев.
Утяеву и Ефрему нашли наконец трибуну ЮЗ 1804, и они заняли в соответствии с билетами места. Утяев с удивлением глянул на переводчика, но промолчал. А Ефрем съязвил:
— Философ ты, мужик. Случайно, не того, не из торгашей каких-нибудь?
— Что значит — торгашей? — не понял Рыжий.
— Ну, спекулянт, скажем.
— Что значит спекулянт? У нас бизнес!
Утяев рассмеялся и прервал разговор:
— Кто нам сказал, что враг в маске опаснее врага без маски?
— Господин Утяев, — ответил переводчик, — ближайшие десять трибун закуплены нашим Тобби. Здесь можно разговаривать.
Ефрем присвистнул.
— Стало быть, нам оказывают доверие…
— Однако отпустят ли, неизвестно, — сказал Рыжий и отошел в соседний ряд, где, видимо, увидел приятеля.
— Уй, сколько народу! — восхищался между тем Маратик.
Все расселись. Людмила Петровна сняла с лица маску.
— Между прочим, — сказал Утяев, рассматривая маску, — колдуньи существует у всех народов.
— Наверно, они только называются иначе, — поправила Утяева Людмила Петровна, вытирая платком вспотевшее лицо.