Аполлон тут вспомнил, что уже предполагал нечто подобное — думал о ложах масонов.
Крепче сжав Милодоре руку, он сказал:
Сударыня, но это, должно быть, действительно опасно?! Я имею в виду — лично для вас...
Глаза Милодоры заблестели:
Разве вы не видите, Аполлон Данилович, что в России сейчас все — каждый шаг — становится опасным? Мы начинали с вполне безобидного кружка людей, имеющих вкус к литературе. И обсуждали басни... — Милодора грустно улыбнулась. — А постепенно как-то перешли на обсуждение обстоятельств. Мы обнаружили закономерность: за светом следует тьма, за добрым государем — деспот... Поверьте, грядут тяжелые времена! И мыслящие люди, могущие повлиять на общественное мнение, не имеют права оставаться в стороне.
Аполлон покачал головой:
Зачем сейчас говорить об этом? Я так давно вас не видел...
Но Милодора говорила:
Возможно, они уже начались — тяжелые времена... Среди ночи ко мне прибыл человек от графа Н. и сказал, что надо спрятаться.
Поэтому вы так внезапно исчезли? — понял Аполлон.
Спустя некоторое время оказалось, что тревога была ложной. Слава Богу!.. А для всех — я была в деревне...
Да, да... Мне говорили...
Но, Боже мой, как я о вас скучала!.. И не страшусь в этом признаться. Разве не удивительно?
Они отошли в угол кабинета и присели на диванчик с гнутыми ножками. Аполлон почувствовал, что у него кружится голова. Должно быть, голова кружилась и у Милодоры. Во взгляде у нее было столько расположения, что глаза этой прекрасной женщины показались Аполлону родными, хотя он и знал ее совсем недавно. В глазах ее была доброта — доброта жила там; глаза Милодоры были олицетворением, образом доброты. Даже если бы Аполлон захотел, он не смог бы представить глаза Милодоры недобрыми или того хуже — злыми. Это были бы уже не ее глаза.
Аполлон сейчас смотрел на Милодору и не стыдился своего пристального взгляда; он видел, что взгляд его нисколько не смущает Милодору; должно быть, они переступили уже ту грань, когда столь открыто разглядывать предмет своего интереса — признак дурного тона, невежливость, нетактичность; наоборот, от этого разглядывания оба они получали неизмеримое удовольствие; они к этому удовольствию сознательно шли и теперь, разглядывая, теша глаз, обретали друг друга.
Аполлон сказал:
Вы, верно, посчитали, что у меня нет вкуса к литературе...
Едва заметная тень пробежала по лицу Милодоры.
Вы о чем?
О вашем кружке.
И снова по прекрасному лицу Милодоры пробежала тень.
Я сказала о нашем обществе только потому, что должна была сказать вам. Вы должны были узнать от меня, а не от кого-нибудь другого, — может, неумного, может, злого. Но я вовсе не имела в виду приглашать вас...