— Да уж по твоим медалям и нашивкам вижу, что прошлое[51].
— Это точно. Вор — не вор, а Родина все-таки одна. Да к тому же я наполовину цыган. А эти гансы цыган за людей не держали. Убивали всех. Так что пусть с Советской властью у меня были конфликты, но немцев мне любить уж точно не за что.
— А все-таки чутье — это как? Какой-то мистикой отдает.
— Никакой мистики. Опыт. Товарищ капитан, я ведь вас не из любопытства спросил — шпион он или нет. Хотя, понятное дело, шпионов я только в кино видел. Но так понимаю — кого попало к врагу не посылают. А значит, они люди хитрые и их специально учили. Не то бы ваши люди их сразу бы переловили. А фрайер — он и есть фрайер. Уж вы поверьте моему большому опыту: соображалки у обычного человека мало… Он действует по нескольким обычным схемам. Вот, к примеру, куда чаще всего прячет деньги обычный человек? В белье. Если интеллигент — то в книги. Это сложнее, но тоже почти всегда можно догадаться — в какую из них. Да и в других случаях — всегда верные приметы имеются…
Парень оживился. У Елякова мелькнула мысль, что советской милиции, возможно, еще придется не раз с ним встретиться после того, как Коньков поменяет погоны на цивильный пиджачок. Уж больно шустрый. И уж больно увлеченно он заговорил о своей довоенной «профессии». Но кому какое дело! Пусть потом у милиции голова болит.
Между тем Коньков продолжал «лекцию»:
— Глядите, товарищ капитан, видите, на стене картина висит? Я за ней первым делом посмотрел. Потом — буфет. Ценности прячут в посуде, в белье, под коврами, в книгах, в полу делают тайники… Этот думал, что самый хитрый. Да только тоже ничего нового он не придумал.
Коньков подошел к буфету.
— Вон, видите, царапины на полу? И буфет стоял слегка косо. Вот и все. Он эту бандуру отодвинул — засунул туда пакет, да и придвинул обратно. Детский сад. Но вы бы полдня искали.
— Только боюсь, не то это. Хотя…
Еляков подошел к стоящему посреди гостиной большому круглому столу.
— Дай-ка нож, — обратился он к солдату.
Капитан взял пакет, оказавшийся довольно тяжелым, разрезал веревку и развернул пергамент. Ярко сверкнул желтый металл и какие-то камешки. И в самом деле — золото. Но разочароваться он не успел. Потому что тут же, под цацками, лежал бумажный пакет из плотной бумаги в половину листа. Еляков открыл его и увидел какую-то схему.
— Пан Мысловский, а почему вы велели ему искать ценности?
— Да потому, что этот Йорк, как выражается пан солдат, фрайер. В Польше воры говорят «цвель». Я вырос на окраине Варшавы, в рабочем районе. Среди людей, живших на нашей улице, далеко не все были сознательными пролетариями. И хулиганов, и воров было полно. У нас многие мальчишки мечтали стать ворами. Выбор-то был небольшой. Либо на завод, либо воровать… Так что я кое-что видел и слышал… И вот я подумал: такой человек, «цвель», все, что у него ценного, положит вместе. А этот Йорк, он ведь был еще и интеллигентом. Да не просто интеллигентом, а привилегированным, который жил при нацистах на особом положении. Такие люди обычно не слишком практичны. К тому же он ведь, как я понимаю, не собирался тут поселяться надолго. Значит, легче в случае чего проще забрать, если все вместе сложено. Когда из Варшавы в сорок четвертом обыватели бежали — уж я-то насмотрелся, как и что с собой хватают.