- Знаю, потому и не говорю при всех - боюсь, что и тех, кто есть, не возьмем - посмотри на бояр, как они бесятся, хитрят... Надо нам, Костя, самим поездить, поговорить с народом - что поделаешь, не велел государь говорить, но придется... - беру грех на себя - правду сказать, а чтобы слух из Вятской земли не вышел, сторожей поставим по окраинам - все равно приготовления не скрыть... - боярин прилег на шубы, уставился в потолок, где колебались тени от свечей. - А мари-язычников не возьмем. Язычники слабы духом и легко гибнут - я знаю их... Ну, а с низовыми - как говорили: помогут на Каму выйти.
- Я читал, 96 лет тому назад полторы тысячи новгородских ушкуйников уже ходили на Сарай... Так же, весной...
Андрей Воронцов сел, глаза ожили.
- И что?..
- Пали... Все до единого.
- Сарай-то взяли?
- Не знамо. Одни пишут, что взяли, другие - под стенами погибли...
Боярин отвернулся - глаза потухли, прилег на бок.
- Врут! Нет там стен, а только забор глинобитный построен, чтоб комонь не одолел... Да, новгородцы - тогда не то, что счас - они опора Руси были... Знал об этом, думал, новое скажешь - вон ведь сколько знаешь, как про древние государства, народы-то рассказывал у Богодайщикова...
- Прости меня, грешного, Костя! - В узкую, необитую низенькую дверь истопки протиснулся со свечой Пожняк. - Там к тебе скоровестник. Говорит, борзое дело...
Боярин насторожился, воевода недовольно сморщил лицо:
- Пусть заходит...
Вошел молоденький, высокий белоголовый вой, поклонился малым поклоном и, покраснев от смущения, смело заговорил:
- По тайному делу к тебе, воевода, - велели передать в ухо...
- Говори! Все свои.
- Только тебе скажу, - насупился юноша. - Десятник Иван Заикин эдак велел.
- Иван Заикин?! Пошли!.. Ну, говори! - потребовал воевода в темной горнице.
Вой зашептал:
- Воры бежали... Один сторож убит - остальные трое не знамо...
- Все?!.. Все ушли?
- Все: два десять и три...
- Ну!.. Ловили?
- Укрылись у боярина Богодайщикова. У него там вельми много людей - костры во дворе жгут. Отгородились рогатинами - никого из наших воев к воротам не пускают...
У Константина Юрьева загорелись глаза в темноте.
- Как тебя звать?
- Митяй...
- Ты ничего не путаешь?!
- Как можно, воевода!..
Вернулись в истопку. Боярин сидел на постели, свесив ноги, настороженно ждал. Было слышно, как к морозу потрескивала свеча в руках Афоньки Пожняка, капал воск на пол, подвывал ветер в трубе.
Андрей Воронцов задрал взлохмаченную бороду:
- Что?!
Константин Юрьев сказал.
Боярин Воронцов вскочил, начал одеваться, бешено вращая глазами. Оделся, перекрестился.