Вошел врач. Его белый халат был в пятнах крови, крови Оливии.
— Как?… — спросила Портия.
— Мы спасли ее. Если бы не тот молодой человек…
— Благодарю вас. У него все хорошо?
— У него? О да. Его лодыжка была бы лучше, если бы он не ступал на нее. Думаю, он ничего не понимал. Вот что делает адреналин.
— Всего лишь лодыжка?
— Чистый перелом. Заживет. Остальное — царапины. Осколки стекла в ягодицах, ссадины, щека, проткнутая щепкой. Он, должно быть, быстро спускался по лестнице.
— Я не помню.
— Он тоже. Сильный парень! Он даже разорвал кожаные перчатки, когда срывал их с рук.
— Я также не помню этого. Можно… можно мне повидать сестру?
— Прошу прощения, но ее сейчас переводят в палату интенсивного лечения. Ей нужно больше крови и кислорода. Когда она поправится, мы ее переведем обратно, для разных косметических дел.
— Кислород?
— Она потеряла много крови. Всегда существует возможность…
— Травмы мозга?
— Сомневаюсь. У нас…
Но Портия не слушала его. Она думала о «травме мозга». Если Оливия в коматозном состоянии, то, возможно, что Портии придется принять решение о том, чтобы отключить систему жизнеобеспечения. Оливия, восстановленная в своей красоте, но… но не такая красивая, как та «Оливия». Оливия будет с ней всегда, более красивая, чем Портия, но нуждающаяся в постоянной заботе, кормлении, пеленках…
Может быть, она умрет?
Нет, нет, нет! Не думать об этом. Не хотеть этого!
— …вы можете повидать его, если хотите. Он не спит.
— Кого? Его?
— Господина Смита. Он сейчас не спит. Вы можете сообщить ему добрую весть.
— Где?
— 227-я палата. Этажом ниже.
— Хорошо. — Ее рука стала влажной. Она вытерла ее о свои укороченные джинсы.
Он полулежал в постели, пластырь на лице, рама с лежавшими на ней простынями образовывала бугор.
— Вы… вы Портия? Ее сестра? Как?…
— Отлично. У нее все будет отлично.
— Отлично? Но…
— Она жива. Вы спасли ее жизнь. Ей предстоят еще операции, но она вне опасности.
— Но эти разрезы. Стекло. Я выронил его. Это я виноват.
— Это была случайность. Если бы моя мама и я…
— Нет! Это моя вина. Ваша мама?
Портии не удалось сдержать гримасу на лице. Словно к ее лбу приставили ствол пистолета. Непослушными губами она пробормотала:
— Вы были правы. Она уже была мертвой. Знаете, это был ее третий инфаркт.
— Да. Вы говорили. Я… я… — Он протянул к ней руку, она была так забинтована, что он не смог сделать большее. Но этого было достаточно. Портия упала ему на грудь и заплакала.
Они не позволили Роману встать до того, как он съест завтрак. Он неплохо передвигался, хромая. Тем не менее они заставили его взять костыль. Сестра хотела отвезти его в кресле на колесиках, но он не собирался входить к Оливии, выглядя так, будто он был ранен, будто он нуждался в утешении, не сейчас, когда она…