Кофе для невлюбленных (Ролдугина) - страница 94

Вскоре кэб выкатил на Хайвинг-стрит. Эллис прикрикнул на возницу, и мы остановились.

— Там тоже дежурит кое-кто, — указал детектив на светлые окна мастерской. — Вдруг нашему художнику что-нибудь стукнет в голову, и он вернется?

— Вполне возможно, — я поправила шляпку. Поля уже стали влажными от густого тумана, как и платье. Святые небеса, ну и погодка! — Похоже, его тянет к тем местам, с которыми у него связаны яркие воспоминания или сильные чувства… К слову, а на могиле Патрика Мореля вы уже проверили?

— В первую очередь, — махнул рукой Эллис. — Виржиния, не держите меня за идиота. Все подобные места мы уже осмотрели, а кое-где даже оставили своих людей. Дом, мастерская, старая мастерская, театр, где играл Морель, дом последней подружки и мансарда, где жил Эрвин Калле, когда приехал в Бромли — все, решительно все! И ничего. К сожалению, много людей мне не дают, я и так оттянул часть «гусей» со второго своего убийства, но мне очень помогает семейство Маноле. Лайзо развез всех в разные части города, и теперь мы ищем художника. Ну, и «невесту», разумеется. Но Бромли — слишком большой город. Как иголку в стогу сена искать, Виржиния! — он раздраженно сжал кулаки. — Ладно. Идемте, осмотрим еще раз мастерскую. Только умоляю вас, под ногами не путайтесь.

Мне уже приходилось бывать в мастерской Эрвина Калле, и не раз. Помню, что он писал мой портрет к пятнадцатилетию, еще по просьбе леди Милдред… С тех пор здесь мало что изменилось. Тот же хаос, едкий запах краски, скипидара, дерева и еще чего-то невообразимого. Для готовых картин была отгорожена целая галерея; те же, над которыми художник работал в последнее время, под специальными чехлами стояли в светлой части мастерской.

Туда-то я и прошла.

Пока Эллис перебирал бумаги на рабочем столе и разглядывал какие-то пятна краски на полу, я направилась к картинам. Этюды и карандашные наброски были закреплены на широкой доске. Женский профиль, локон падает на высокий лоб; три наброска подряд — только улыбка и едва намеченный контур лица, глаза густо замазаны грифелем — неужели это Патрик Морель?

Горло у меня болезненно перехватило. Я поспешно отвернулась. Где сейчас Эрвин Калле, о чем он думает?

— Да хранят его небеса, — шепнула я тихо, стыдясь такой простой и неказистой молитвы. — Пускай он вернется…

Из всех картин раскрыта была только одна. Пока — всего лишь эскиз и проработка полутонов. Мелкие и сложные элементы — глаза, руки, волосы — Эрвин уже наметил, но не прорисовал. Однако образ уже просматривался. Знаменитое «крылатое платье», взметнувшиеся под ветром белые юбки, корона в одной руке и письмо в другой — Королева-Невеста на Эйвонском Горбу. История твердила нам, что в реку полетело именно письмо. Но уже сотни лет будоражили человеческие умы невероятные предположения о том, что было бы, если Маргарита Первая предпочла бы не престол, а брак с простым рыцарем. Наверное, тогда не ходили бы в народе прекрасные легенды о королеве, оставшейся верной своему несбывшемуся жениху и хранившей подвенечное платье до самой смерти…