Нежные руки сомкнулись на ее плечах и привлекли к мощной груди, в которую она уткнулась лбом. Осторожные пальцы прощупывали, растирали и успокаивали мышцы шеи, расслабляя ее.
Верити извивалась, пытаясь вырваться, но он держал ее без усилий.
— Пожалуйста, отпустите меня. Нет необходимости…
— Тсс. — Его пальцы надавливали и разминали. — Вы ведь терли шею. И свернули ее, как часовую пружину. Просто расслабьтесь. Позвольте мне вам помочь. Я не должен был пугать вас таким образом.
Безмолвно взмолившись, она собрала все остатки контроля, сосредоточенности — все, чего она лишалась, когда он был рядом.
Через тонкий муслин она чувствовала, как его пальцы успокаивающе поглаживают ее плечи, растирая и разминая зажатые мышцы, ослабляя напряжение. Сильные, но такие нежные, они, казалось, знают каждое больное местечко, каждый узелок — так же, как они знали ее тело в других обстоятельствах. Она отбросила эту мысль, но было уже поздно. Память окружила ее, впилась в нее, растворила ее оборону и хлынула внутрь.
Верити прильнула к нему, ее щека скользнула по его груди. Через сюртук, жилет и тонкую льняную рубашку ее бессознательная ласка жгла его, как раскаленное клеймо.
— Надеюсь, вы чувствуете себя лучше, мадам.
Она взглянула на него снизу вверх, и на миг он увидел изумление на ее лице.
— М… Макс? — Это был не более чем шепот, дрожащий, неуверенный. Маленькая ручка приподнялась.
Он встал и сделал шаг назад, вежливо наклонив голову.
Рука упала на колени, и Верити отвернулась, собирая свои карандаши.
— А, вы их нашли. Я попросил миссис Хенти вернуть их в вашу комнату.
— Так это вы? Благодарю вас, милорд. Я могу вам чем-то помочь, или я здесь мешаю?
— Вовсе нет, — ответил он. — Здесь вы никого не побеспокоите, но я должен отметить, что это дом Ричарда, а также мой. Он относится к вторжению в его личную жизнь ничуть не благосклоннее, чем я. Может быть, вы могли бы найти себе другое место для эскизов вместо библиотеки?
Марк говорил достаточно мягко, но коробка цветных карандашей выскользнула из ее рук. Она автоматически наклонилась, чтобы поднять. Что он сказал? Вторжение в его личную жизнь? «Дом Ричарда, а также мой». Дом Макса и Ричарда. Не ее.
По-видимому, вместо того, чтобы попытаться создать брак, она посягнула на неприкосновенность частной жизни Макса. Она попросту забыла свое место. Боль возникла в глубине и распространилась, разрывая ее обнаженными когтями. Верити сделала глубокий вдох, почти ожидая, что ее грудь разорвется, и выпрямилась. И взглянула ему в лицо, не зная, что сказать. Затем выпалила: