Своих не сдаю (Михайлов) - страница 67

— Ну, напрасно. Во-первых, сделанного один хрен не воротишь, во-вторых, это же дух был, тут или-или, не ты его, так он тебя, на то и война, а в-третьих, раз к нам служить попал рано или поздно все равно пришлось бы чужую жизнь взять, служба здесь такая — все через это проходят. Иначе никак.

Андрей вздрогнул пальцами держащими сигарету, глубоко затянулся и неопределенно мотнул головой.

— Что? Не убедил? Ладно, тогда о другом подумай… Ты же на эту войну зачем пришел? Чтобы себя, родных своих, других славян от этого духа защитить. Чтобы русских не грабили, не убивали, не выгоняли из домов, не насиловали. Так? Нет? Так! Вот только не надо мне сейчас говорить, мол послали, я и пошел… Это если, тьфу, тьфу, тьфу, чтоб не сбылось, к чичам в плен попадешь, им будешь лапшу на уши вешать. А мне басни рассказывать не стоит, чтобы к нам попасть надо самому рапорт написать, да, скорее всего не один. Значит что? Осознанно ты сюда шел, понимал, что нужное это дело, обязательное. Что не останови мы их сейчас, через год они придут в наши города, в наши дома, и запылают уже не Грозный с Гудермесом, а Саратов, Пенза, Тамбов. Выходит, все ты правильно понимаешь, а теперь только мысли с делом свести осталось. Ты же не уговаривать их шел, а убивать. Просто не осознавал этого, не думал. А теперь вот пришлось и сидишь, себя ломаешь. Пойми, не за что себя казнить, все ты правильно сделал, все как должен был. А когда через «не убий» в первый раз переступаешь, душа всегда болит. Это как с бабами, по первости тоже страх забирает, да и гаденько все как-то, неловко, оттого получается сразу не у всех, и сидишь потом, думаешь, что люди в этом находят, на хрен бы оно мне все сдалось, во второй раз тоже страшно, но уже проще, в третий вообще орлом, а там и до удовольствия дойдешь… Так и здесь…

— Что, тоже понравится, если несколько раз попробовать… — не поднимая глаз, глухо проговорил Андрей, напряженно разглядывая дотлевающий возле фильтра огонек.

Люд осекся, дернулась непроизвольно щека, видно в цель пришлись слова солдата, ну да сам виноват, разболтался, подставился. Беседу, однако, надо было продолжать, потому как это его прямая командирская обязанность, помочь бойцу пережить кризис первой отнятой жизни. Никто за него не сделает, и от того насколько правильно и успешно парень преодолеет в себе внутренний протест зависит каким воином он станет, можно ли будет на него положиться, или придется списывать из группы.

— Понравится, не понравится — не о том речь, — жестко отрезал Люд. — Тут другое осознать надо. Не люди, это, а взбесившаяся мразь. Погань, которую выкорчевывать под корень надо. Уничтожать. И бояться при этом руки замарать, последнее дело.