Теперь настал черед Стивена явиться Богом-Отцом и с величавой неторопливостью пройти между зрителями. Чтобы усилить впечатление, шел он на шестидюймовых ходулях, привязанных к его ногам под одеянием. В походке человека на ходулях есть плавная величавость, нечто негнущееся и чуть медлительное. Так Бог мог бы ходить среди людей, и задира Стивен в золотой маске и тройной короне истинно выглядел Царем Небес, пока, произнося свой монолог, двигался из света во мрак и вновь к свету.
Вы Бога видите Отца,
В ком нет начала, нет конца,
Я вечно буду, вечно был,
Я землю с небом сотворил.
Теперь скажу: да будет свет…
При этих словах Тобиас в своей первой роли ангела-служителя, в парике, полумаске и с крыльями, временно заимствованными у Змия, прошел между зрителями с факелами и зажег остальные на стене, так что все вокруг залили потоки света. Теперь Бог расхаживал в лучах своего творения, а в углу темным бугром вырисовывался Адам.
Мы человека сотворим,
Одарим образом своим,
Пусть над зверьми земными он
Владыкой будет…
Адам выполз из-под плаща, протирая глаза. Его голые ноги выглядели красивыми, хотя и покрылись гусиной кожей от холода. И вот теперь появился Соломинка — Змий перед Проклятием, при крыльях, поспешно забранных у Тобиаса, в круглой, улыбающейся солнечной маске. Он прошел между зрителями, уже напевая колыбельную, которые женщины поют за прялкой. Эта песня усыпила Адама, но не сразу: он вздрагивал и приподнимался всякий раз, когда Змий на мгновение умолкал, и Змий терял терпение, и обернулся к зрителям, сделав знак нетерпения, для чего поднял ладони к плечам, сжав пальцы и поворачивая голову из стороны в сторону.
Пока зрители следили за убаюкиванием Адама, вдоль стены тихонько прошла Ева, кутая голову в темную шаль. Когда Адам наконец заснул, Бог на своих ходулях прошествовал вперед, поднял правую ладонь и быстро повернул ее в запястье в знак сотворения, и тут Ева сбросила шаль, вышла в своем желтом парике и белом балахоне на освещенное место и была рождена. Она тоже была босой. Зрители смеялись и любострастно облизывались на ее тщеславие и прихорашивания и на покачивание ее мальчишеских ягодиц, когда она прошлась перед Адамом, пока Бог не смотрел. Когда же Бог почил от дел своих, они затеяли игру в пятнашки: Адам неуклюже гонялся за ней, а она увертывалась.
Теперь настало время мне следовать за Сатаной, которого играл Тобиас в красном одеянии, предназначенном еще и для Ирода, и в безобразнейшей красно-желтой маске с четырьмя рогами. Я шипел, и тыкал вилами, и кидался на зрителей, и хлестал позади себя хвостом с клином. Я вложил много сил в это представление, и оно произвело некоторый эффект — кое-кто из зрителей шипел в ответ, громко заплакал ребенок, а его мать выкрикивала бранные слова. Это я счел успехом, моим первым как комедианта. Но я снова подумал, что зрителей собралось маловато, и я знал, что остальные думают о том же.