Рука управляющего лежала на рукоятке кинжала, но мы знали, что он его не обнажит. По-своему он был беспомощен не менее нас. Как бы он поступил с нами, не знаю, но в этот миг дверь открылась, два стража вытянулись, грохнув древками алебард по каменному полу, и вошел лорд Ричард де Гиз.
Он сменил бархатную мантию на подбитый ватой халат красного цвета, а на голове у него была шапочка из той же ткани с черной кисточкой сбоку. На левом запястье у него сидел сокол в колпачке.
— Поставь стражников за дверью, Генри, — сказал он. — Так, чтобы они услышали, если их кликнут. Потом вернись и встань за креслом.
Управляющий направился к двери исполнить приказание, а его господин в первый раз окинул нас взглядом.
— Так, значит, — сказал он, — вы комедианты, о которых я слышал.
Его глаза медленно скользили по нашим лицам. Они были бледно-голубыми, с тяжелыми веками, и взгляд их, пристальный и жесткий, выдерживать было трудно. На нем не было ни единой драгоценности, ни единого украшения. Шапочка плотно прилегала к вискам и придавала длинному тонкогубому лицу выражение безразличия и суровости.
— Что же, посмотрим, каково ваше искусство, — сказал он.
Когда он опустился в кресло и управляющий встал сзади, он махнул нам рукой.
— Ваш хлам должны были сложить в каморке, — сказал он. — Можете начинать.
Мартин отделился от нас и отвесил поклон.
— Милорд, нам оказана великая честь, и мы постараемся угодить тебе, — сказал он. — С твоего дозволения мы думаем показать тебе Игру о Рождении Господа Нашего, как подобает этим дням.
Длинное лицо осталось каменным. Наступило молчание, затем послышался голос, все такой же медлительный и размеренный:
— Я призвал вас сюда не для того, чтобы вы делали из моей веры потеху. Я желаю увидеть Игру о мертвом мальчике. Генри, как было имя мальчика?
— Томас Уэллс, милорд.
— Хорошо, именно так. Я желаю увидеть Игру о Томасе Уэллсе.
Ничего другого мы не ожидали, но у меня оборвалось сердце. Теперь Мартин снова удивил и вернул нам наше мужество. Он сделал итальянский поклон, каким комедианты пользуются для преувеличенных учтивостей интриганов и слуг-предателей, — туловище наклоняется низко-низко, правая рука движется слева направо пологой дугой.
— Как милорд изволит, — сказал он.
Один за другим мы повторили его поклон, но у меня он получился очень неуклюжим, ибо он куда труднее, чем можно подумать, а я никогда в нем не упражнялся. Затем Мартин увел нас в каморку, где лежали наши Еещи, и мы оделись для наших ролей. Черного кошеля-убийцы мы не нашли, и пришлось обойтись кошелем поменьше, в котором Мартин хранил общие деньги. Времени для обсуждения у нас не было, и мы только поспешно согласились повторить все, как было до ухода Алчности, а тогда явится Вестник и расскажет о смерти Монаха, эту смерть мы представим как доказательство его вины и как символ Божьего правосудия, не допытываясь более, кто ее учинил, иными словами, кончим Игру так, как из благоразумия нам следовало бы кончить ее накануне. На это мы возложили нашу надежду, и была она очень слабой. О спасении девушки мы более не думали. Но никто из нас не знал, что Мартин поверил в невозможность спасти ее и потому более не заботился о собственном спасении.