— Подожди! — вдруг вспомнил я о главном. — Сунув руку в карман, я нащупал перехваченную резинкой пачку денег. Вытянул их и, распахнув дверь кабины, воровато прикрываясь от зрителей за спиной, протянул поварихе.
— Держи, Света. Извини за всё. Так уж вышло… Сам не думал, что так получится. Спасибо тебе. Возьми деньги…
Но она зло отбросила мою руку и отвернулась в сторону.
— Да пошли вы все! Сволочи…
И вновь горячий стыд опалил мне щеки.
— …Дверь закрой! — она почти оттолкнула меня, и хлопнула дверью перед моим носом.
Я повернулся к Лазаренко. В его глазах промелькнула растерянность.
— Слушай, отдай ей потом. — Я протянул ему деньги. — Хорошо? Не забудешь?
— Может мне ещё к ней кассиром устроиться? — взвился начклуб.
— Ладно тебе, Толя. Видишь же, что она обиделась. А так, как-то не честно. Мы же договаривались. Отдай потом…
Вместо ответа он молча сунул деньги в карман, и, распахнув дверцу, запрыгнул на сиденье рядом с водителем.
— Всё! Бывай! — Бросил он уже из кабины. И тут же скомандовал: — Поехали!
— Не забудешь, Толян?
Но Лазаренко уже не слышал меня.
Взревел мотор и «батон» сорвался с места.
— …Абрютин! — услышал я сквозь шум винтов крик зампотеха. — Давай быстрее!
И, круто развернувшись на каблуках, я рванул к «вертушке», где борт— техник уже нагнулся за лесенкой…
Весь путь в отряд мы молчали. Говорить было не о чем. Эрик блаженно дрых, натянув на глаза шапку. «Финики» весь полёт с плохо скрываемым презрением поглядывали в мою сторону. Мне, честно говоря, было всё похрену. Устал я за этот день. Дико устал…
…А ещё через месяц наш отряд срочно выдернули с гор и бросили в Грозный, который уже третьи сутки был захвачен боевиками.
К Грозному мы вышли только под вечер, сбив по дороге две чеченских засады, которые просто не ожидали появления такой силы и явно готовились лишь к перехвату слабо вооружённых «транспортников».
У залепленной грязью палатки — временного штаба «вэвэ» — внутренних войск колонна остановилась. Командир с начальником штаба спрыгнули с брони и, пройдя мимо вытянувшегося часового, скрылись внутри палатки. Их не было минут десять.
Со стороны города часто ухали взрывы, дробно молотили «крупняки», частили, скрещивались, слоились друг на друга пулемётно— автоманые очереди.
— Да… — Протянул за спиной кто-то из моих бойцов. — А мочилово-то там идёт по-взрослому. Чую огребём мы там не по-детски.
— Заткнись, да! — оборвал его замкормгруппы Цамаев, сержант-осетин, оставшийся весной после «срочки» по контракту. — Ныть мамэ в сиськи будэшь… — с небольшим акцентом бросил он.