Нет, что-то очень-очень плохое.
Так ведь Дэниэл… Дэниэл пропал!
Кто-то не позаботился посмотреть, в автобусе он или нет.
И этот кто-то — я.
Я.
Я.
Я сбрасываю одежду. Тужусь на унитазе что есть сил. Ничего не выходит. Драю щеткой зубы, язык. Встаю под обжигающую струю. Еще горячее! Еще! Выдавливаю лимонный гель на скребок для пяток. И тру, тру все тело. Больно, но я не чувствую боли. Царапаю уши ногтями. Втягиваю горячую воду носом. Плюю. Тру себя мылом. Сжимаю зубы. Напрягаю живот. Теплая струя вырывается между ног. Напрягаюсь сильнее. Пусть выйдет все, все до последней капли. Пусть ничего не останется от Гарри, от прежнего Гарри.
Мальчишка в зеркале вытирается полотенцем и не желает смотреть мне в глаза. Но я-то его вижу, и я кое-что о нем знаю.
Жалкий.
Напуганный.
Ему впору заплакать.
А он не может.
— Попался! — Он повисает у меня на спине. Липкими пальцами закрывает глаза. Сопит прямо в ухо. — Угадай кто?
А чего тут угадывать. Дэн, кто ж еще. Залезет на лестницу, сожмется в комок и как прыгнет на тебя, когда проходишь мимо. Каждый раз одно и то же.
Бывало, заметив Дэна, я спокойно отходил в сторону, и этот дурень врезался прямо в стену. Иногда я ему подыгрывал, если было настроение. А чаще просто сбрасывал его на пол.
— Ты видел? Угадай, что я видел?
Ни минуты помолчать не может.
— Вертолеты! Только что пролетали, видел? А знаешь, где я прятался?
Эх, Дэн! Как бы я хотел знать это сейчас.
Все идет не так. В гостиной чужие люди. Мужчина и женщина. На обеденном столе пепельница. И утро такое темное. Темное, будто и оно знает…
Мама с папой на кухне. Серые и неподвижные. Настоящие статуи. Я их сразу и не заметил.
На маме темные брюки, туфли из крокодиловой кожи, черный плащ. И волосы у нее все спутанные.
Папа небрит. На нем домашние фланелевые брюки, футболка, халат.
Папа:
— Сынок, что у тебя с кожей?
Звонит телефон.
Оба вздрагивают одновременно.
Телефон звонит. Мама — папе, с трудом шевеля губами:
— Ты.
Телефон все звонит. Папа встает и берет трубку. Чужая женщина из гостиной заглядывает в дверь:
— Вы взяли? Положите, пожалуйста. Мы сами ответим.
— Ты простудишься.
Папа снимает халат и укутывает меня. От халата как-то странно пахнет.
— Так темно, пап.
— Да нет, как обычно.
— Раньше утром никогда не было так темно.
— Уже вечер, Гарри.
— Как вечер?
— Мы не хотели тебя будить, милый.
— А день какой?
— Понедельник.
В субботу была свадьба. В воскресенье мы ездили в Леголенд.
— Понедельник?
— Понедельник, родной.
Понедельник. И уже вечер.
Папа:
— Ты должен поесть.
Понедельник. В субботу была свадьба. В воскресенье мы ездили в Леголенд.