Я хотел было спросить об этом у папы, но не стал.
А вдруг даже думать об этом неприлично? Вдруг уже из-за этого все подумают, будто Дэн мне безразличен?
— Можно я посмотрю, пап?
— Смотри. Делай что хочешь.
Он опустил портфель и от этого еще больше согнулся. Медленно провел по лицу рукой.
Выглядел он, как мой дедушка, когда я его в последний раз видел. Только дедушке было девяносто два года, и он лежал в гробу, и был мертвый.
Близнецы Макнелли, все из себя жутко важные, разминались перед стартом. Свинка был в паре с Брайаном, самым тощим пацаном в мире.
— Не заступайте за линию!
Брайан сложился пополам. Шнурок у него, что ли, развязался?
Хлоп!
Свинка рванул как идиот, зацепился за Брайана и упал.
Камерон и Фергус Макнелли вырвались вперед и уже приближались к нам.
Казалось, что у них и в самом деле один мозг на двоих.
А сзади, на линии старта, Свинка колотил Брайана, а тот орал и корчился под ударами. Все зрители кричали и свистели. Чьи-то отцы оттащили Свинку.
Но свистки и крики, оказывается, были вызваны совсем не дракой.
Еще одна пара мальчишек, словно слаженный, хорошо работающий механизм, резво прыгала по полю и уже нагоняла близнецов.
Впервые в истории школы имени Нельсона Манделы кто-то смог подобраться к ним так близко.
Камерон обернулся, сбился с ритма, толкнул Фергуса, покачнулся сам, выпрямился, опять покачнулся, и близнецы повалились на траву, обвиняя во всем друг друга.
Толпа ликовала и аплодировала.
А отлаженный механизм пересек финишную прямую и превратился в обыкновенных мальчишек — Питера и Терри.
Питер и Терри! Питер и Терри! Питер и Терри! Это они победили близнецов. Питер и Терри! Это они обнимались, словно только что одержали победу в настоящих Олимпийских играх.
Питер заметил нас. Радостная улыбка застыла на его лице. Он двинулся было к нам, но Терри удержал его. Они зашептались, огляделись и пошли получать свою медаль.
Я поплелся за папой по жаре. Чья-то мама, улыбаясь сама себе, напевала песенку, которую играл оркестр. Она передернула плечами, задрала подбородок и спросила:
— Ну разве это не замечательно?!
От моей рубашки несло мочой. Я вспомнил тех бродяг, которых мы видели у моста Ватерлоо, когда ехали на ирландский фестиваль, на южный берег. Дэн не испугался, он засмеялся и, тыча пальцем в безумную тетку, громко сказал:
— Фу! Воняет.
Я тоже засмеялся.
Мама схватила нас за руки, оттащила к реке и там, переводя взгляд с меня на Дэна, тихим резким шепотом прокричала:
— Нельзя никогда ни о ком — слышите, ни о ком — так говорить! Ясно?!
На середине реки какой-то дядька на ржавой барже сворачивал веревку.