— Я не хочу больше этого слышать, Гарри.
— Но, пап, все же называют это место психушкой.
Он чуть не врезался. Никогда не умел парковаться. Поэтому-то мы и ставили машину на парковку с табличкой «Только для врачей». На парковке для посетителей машин всегда было больше, и папа ни за что не втиснулся бы.
— Кто это — все?
Он снова завел мотор. Потянулся к рычагу ручного тормоза. Посмотрел в зеркало заднего вида. Подал назад. Крутанул руль в одну сторону, затем в другую.
— Кайли Келли.
— С каких это пор тебя заботит, что думает эта глупая девчонка?
— С тех пор, как мама попала в… сюда.
Отец покрутил ручку переключателя скоростей, мы подались немного вперед. Он сказал, понизив голос:
— Гарри, сынок, это специальная психиатрическая лечебница, в этом нет ничего постыдного.
Ага, здорово. Так и скажу им в следующий раз. Вот ребята обрадуются.
Отец снял машину с ручника.
— Чокнутые, пап.
Шины завизжали.
— Предупреждаю в последний раз, Гарри.
— Просто они еще и так говорят.
— Им бы следовало больше думать. — Он почти припарковался.
— Психи.
Машина резко дернулась. Чпок! — раздалось сзади.
— Черт! — сказал папа. — Черт, черт, черт, — повторил он, когда мы выбрались из машины и увидели, во что врезались.
Это был «порш» с откидным верхом. Наша с Отисом любимая модель. Делает 156 миль в час.
Папа сморщил лицо, как будто пытался сфотографировать то уродство, которое мы сотворили с машиной. Я думал, он сейчас здорово разозлится на меня, но он, наверное, слишком устал, чтобы думать о такой ерунде. Я вдруг заметил его брови: они стали совсем седыми.
— Нас никто не видел, пап. Давай смотаем?
Папа достал свою записную книжку, написал что-то, вырвал листок и засунул под дворник. А потом сказал кисло, как часто говорил в последнее время:
— На зарплату врача такое не купишь.
Я подсунул руку под себя, посидел на ней немного, затем как бы случайно почесал нос, проверяя, не от меня ли так воняет мочой.