Неспешно подойдя к кухарке, мальчишка чуть помедлил, а затем почесал через плечо свою правую лопатку, глазея на почтенную кухарку. Как она объяснила ему вчера, так он должен был сделать, если дело выгорит. А если что пойдет не так, то он вообще должен был пройти мимо, ковыряя в носу. Так они с тетушкой Эмилией договорились. Можно подумать, он не понимал, что своих выдавать нельзя, даже если придется пожертвовать своей шкурой. Предателям ведь шкура ни к чему, все равно подпортят, не свои, так чужие.
— Буэнас ночас, сеньора! — слащаво затянул малец. — Не дадите ли вы мне маленький кусочек своей вкуснейшей рыбки?
Негритянка внимательно глянула на него и расплылась в улыбке.
— Конечно, дорогой! Как отказать замечательному парню в такой малости?
Схватив пальцами с посудины жирный кусок тунца, она завернула его в обрывок газеты и, незаметно приложив к нему небольшой рулончик американских долларов, перетянутых аптекарской резинкой, вручила мальчишке. Тот обеими руками принял сверток и, выкрикивая на ходу слова благодарности, помчался по портовым улочкам.
Попетляв немного и убедившись, как учила его тетушка, что за ним никто не увязался, он заскочил в свое излюбленное место — подвал старого заброшенного склада. Пыльные доски чуть поскрипывали под его почти невесомым телом. Очень удачное обстоятельство — наступи на них кто-нибудь чужой, и доски громко заскрипят да еще и проломиться могут. Тогда нежданному гостю точно не позавидуешь. А он вовремя услышит недобрых людей и успеет смыться. В кромешной темноте, добравшись до своего тайника, негритенок разжег старенькую керосиновую лампу с треснувшим стеклом. Сейчас это можно было себе позволить — уж на керосин-то он сегодня заработал, это точно. Желтоватый неяркий свет отбросил резкие тени, озарив вполне уютный, по мальчишеским представлениям, уголок. Пара еще крепких деревянных ящиков, лежак из старого матраса и куча всяких полезных вещей, бережно собираемых и хранимых, составляли нехитрое убранство подвала. Свои любимые черные шорты, больше смахивавшие на трусы, сорванец тут же стянул, выкрутил и повесил сушиться. Он голышом уселся на ящик, застеленный тряпьем, разложил перед собой принесенный сверток, источающий аппетитный аромат, отломил сочное мясо тунца, стараясь не обронить ни крошки. Засунув в рот кусок рыбы, он достал рулончик с купюрами. Вот это была удача! Такие деньжищи, что аж руки жжет! Пересчитав и снова тщательно свернув деньги, сорванец откинулся на потрепанный старый матрас. От души чавкая, он счастливо улыбался. «Сто баксов! Не обманула тетка! Эх, почаще бы такую работу».