Алина помнила момент, когда поняла, что ее обманули. Она проснулась среди ночи, в огромной и пустой комнате, в которой каждый звук множил эхо. Эхо билось о каменные стены и забивало себя насмерть. Алинина кровать, стоявшая в алькове, прогибалась под тяжестью полога, на котором золотом были вышиты змеи и драконы. Они же повторялись на подушках и гобеленах, на коврах и скатертях. Обживались и на столовом серебре, впаивая древнюю историю в современный мир.
Тогда Алина встала и подошла к окну, забранному толстой решеткой. Конечно, та была красива, но все же красота не могла скрыть шипов и львиных морд, оскалившихся в ночь. С клыков их стекали слюни тумана, затапливая стриженную лужайку, и новый дракон, созданный из куста умелыми руками садовника, казался живым. Вот он повернул рогатую харю и, расплывшись в улыбке, спросил:
– Не спится?
– Нет, – ответила Алина, положив ладони на стекло. – Почему этот дом такой… странный?
– Потому что это не дом, а замок. Батори всегда живут в замках. А все остальные – под замком, – дракон шутил и смеялся, и смех его был эхом Алининых слов. – Ты не можешь отсюда сбежать. Только выйти. Но чтобы выйти, ты должна стать такой, как она. Понимаешь?
Алина кивнула, хотя знала, что дракон видеть ее не может.
Стать такой, как Стефания, непросто. Но если очень постараться… очень-очень постараться, то можно. Только она не знала, что стать Батори – означает умереть.
Умирать оказалось не сложно. И совсем не больно.
Просто день за днем жизнь теряла вкус.
Можно притворяться мертвым, но не быть им.
Можно притворяться живым, но не быть им.
– Это внутри, глубоко вот тут, – Алина тронула себя за шею, хотя пустота находилась ниже. Но ей было противно думать, что кто-то станет пялиться на грудь. – Это когда сердце бьется, как часы. Хорошие, швейцарские, считает время, а кроме времени, ничего нет. Время – странная материя.
– Ты завидовала? – Дарья Федоровна окинула пламенеющим взглядом, точно желая сжечь.
Почему бы и нет? В старину ведьм жгли и это, наверное, правильно. Огонь согрел бы. Но она не права: не было зависти. Скорее, удивление. И попытка приспособиться, понять их всех.
И этих, собравшихся стаей, Алина понимала. Презирают. Задирают подбородки и тянут шеи, пытаясь казаться выше и значительней. О да, они получили очередное подтверждение собственной исключительности.
Невинные овцы…
Хотя какие они овцы? Волки в овечьих шкурах.
Любимая сестричка, захлопнувшая дверь перед Алининым носом. И открывшая только когда стало выгодно открыть. Пусть теперь другие поют о родственной любви.