Вдруг донесся паровозный гудок и из-за холма начал выползать длинный состав товарных вагонов с несколькими классными в конце. Паровоз подошел к водокачке и стал набирать воду, а из всех вагонов высыпали люди, почти все женщины и дети. Это был, конечно, поезд с эвакуированными семьями.
Среди нас нарастало волнение. Так неестественно глупо и неосторожно было отправлять поезд среди бела дня, да еще с такими пассажирами. Поезд представлял заманчивую цель для немецкой авиации.
Подошел генерал Пузырев, посмотрел и послал на своей «бронированной» эмке двух командиров с приказом коменданту поезда немедленно увести состав со станции и стать на дневку в лесу, видневшемся дальше к Слуцку. Но не успела машина доехать до станции, как наблюдатели дали тревогу: Воздух! Воздух! Все под укрытие!
Звено из трех самолетов пролетало довольно далеко в стороне. На станции тоже заметили их, и толпа на путях заметалась. Часть бросилась к вагонам, другие побежали в разные стороны, в поселок, в поля, окружавшие станцию.
Мессершмиты летели как-то неестественно медленно, или это так казалось, высматривая жертвы.
Немецкие самолеты атаковали станцию. Первая реакция большинства в нашей хорошо замаскированной колонне была отвлечь внимание немецких летчиков от состава с женщинами и детьми — на нас. — «Выкатывайте машины на поле! На открытое место. Там же дети, бабы… может, и наши там!» — «Давай, заводи моторы!» — давал кто-то команду. Но Пузырев запретил: — «Не открывать маскировки! Назад! Расстреляю!» — заорал он.
Самолеты сделали круг и снова начали один за другим пикировать на станцию. Поднялась какая-то всеобщая истерика. Люди, как стояли, босые, полураздетые, бросились бежать по полю вниз, к станции, на бегу стреляя из винтовок, пистолетов и автоматов, у кого они были. Зачем все бежали, что они могли сделать против летящих в недосягаемой высоте немецких пилотов, об этом никто не думал. Какое-то стихийное, инстинктивное чувство толкало всех что-то сделать, как-то предотвратить это страшное уничтожение детворы и женщин, как-то отвлечь внимание убийц на другую цель, на самих себя. Я бежал вместе с другими, стреляя из своего «туляка» в воздух… Рядом со мной бежал, стреляя на ходу, молодой сержант, которого я знал еще по базе, он был комсомольский организатор в отряде охраны. Наглый и вообще неприятный субъект, сейчас он, расстреляв все свои патроны, запустил по направлению к самолетам свой пистолет, остановился и заплакал: «О, бейте их гадов… чтоб их, зверюк, мора задавила!.. Чтоб их…» — и в бессилии он сел на землю.