*
Зеркало в зеркало, с трепетным лепетом,
Я при свечах навела;
В два ряда свет – и таинственным трепетом
Чудно горят зеркала.
Страшно припомнить душой оробелою:
Там, за спиной, нет огня...
Тяжкое что-то над шеею белою
Плавает, давит меня!
Ну как уставят гробами дубовыми
Весь этот ряд между свеч!
Ну как лохматый с глазами свинцовыми
Выглянет вдруг из-за плеч!
Ленты да радуги, ярче и жарче дня...
Дух захватило в груди...
Суженый! золото, се?ребро!.. Чур меня,
Чур меня – сгинь, пропади!
<<1842 >>
*
«Полно смеяться! что это с вами?
Точно базар!
Как загудело! словно пчелами
Полон анбар».
«Чу! не стучите! кто-то шагает
Вдоль закромов...
Сыплет да сыплет, пересыпает
Рожь из мешков.
Сыплет орехи, деньги считает,
Шубой шумит,
Всем наделяет, все обещает,
Только сердит».
«Ну, а тебе что?» – «Тише, сестрицы!
Что-то несут:
Так и трясутся все половицы...
Что-то поют;
Гроб забивают крышей большою,
Кто-то завыл!
Страшно, сестрицы! знать, надо мною
Шут подшутил».
<<1842>>
*
Помню я: старушка-няня
Мне в рождественской ночи
Про судьбу мою гадала
При мерцании свечи,
И на картах выходили
Интересы да почет.
Няня, няня! ты ошиблась,
Обманул тебя расчет;
Но зато я так влюбился,
Что приходится невмочь...
Погадай мне, друг мой няня,
Нынче святочная ночь.
Что, – не будет ли свиданья,
Разговоров иль письма?
Выйдет пиковая дама
Иль бубновая сама?
Няня добрая гадает,
Грустно голову склоня;
Свечка тихо нагорает,
Сердце бьется у меня.
<<1842 >>
*
Перекресток, где ракитка
И стоит и спит...
Тихо ветхая калитка
За плетнем скрыпит.
Кто-то кра?дется сторонкой,
Санки пробегут –
И вопрос раздастся звонкой:
«Как тебя зовут?»
<<1842>>
П. И. Чайковский.
* * *
<<...>> То, что Чайковский говорит – для меня потому уже многозначительно, что он как бы подсмотрел художественное направление, по которому меня постоянно тянуло и про которое покойный Тургенев говаривал, что ждет от меня стихотворения, в котором окончательный куплет надо будет передавать безмолвным шевелением губ.
Чайковский тысячу раз прав, так как меня всегда из определенной области слов тянуло в неопределенную область музыки, в которую я уходил, насколько хватало сил моих. Поэтому в истинных художественных произведениях я под содержанием разумею не нравоучение, наставление или вывод, а производимое ими впечатление. Нельзя же сказать, что мазурки Шопена лишены содержания, – дай бог любым произведениям словесности подобного. <<...>>
