Он почувствовал, как ее внутренние мышцы плотней сомкнулись вокруг его члена. Ощущение было таким восхитительным, что он сладостно застонал.
Она подняла свои ноги и сомкнула их вокруг его талии, позволив ему еще глубже проникнуть в себя.
Он снова поцеловал ее, погладил по лицу, волосам, груди. Дойл ощущал под пальцами упругость ее сосков, а она, почувствовав, что приближается оргазм, положила ладонь на его руку, побуждая его к более энергичным ласкам.
Спина Мэри изогнулась, когда нахлынула первая волна наслаждения, все ее тело напряглось, а Дойл продолжал свои мощные движения. Он чувствовал, как сокращаются мышцы ее влагалища, видел, как исказились от наслаждения ее черты. Ее шею, грудь, лицо залила пунцовая краска. Он чуть замедлил ритм, глядя на нее, впитывая каждую деталь увиденного: лицо, покрытое бусинками пота; шелковистые пряди волос, которые разметались по ее шее; упругость грудей с напрягшимися сосками; ровный и гладкий живот, переходящий в треугольник светлых кудрявых волос между ее ног, куда он по-прежнему вонзал свой пенис, и, извлекая его, видел, что он покрылся соком ее удовлетворенного желания.
Мэри протянула руку и обхватила пальцами член, не дав ему еще раз проникнуть в себя.
Она, улыбаясь, села, продолжая сжимать рукой пульсирующий ствол пениса, и принялась быстро двигать рукой вверх и вниз, пока не почувствовала, что Дойл напрягся, и тогда отдернула руку, остановив задыхающегося партнера на самом краю оргазма.
Мэри соскользнула на пол и подставила ему ягодицы, опираясь на колени и локти.
— Давай, — прошептала она.
Дойл вошел в нее сзади, чувствуя, как она отзывается на его движения.
— Давай. — Она снова задохнулась, когда он ускорил темп, стремясь достичь наконец оргазма. — Я хочу.
Дойл сжал ее бедра, надвигая их на себя, напряжение стало приближаться к пику.
Он видел пот, выступивший на ее спине, светлые волосы, прилипшие к ней.
ОН ДУМАЛ О ДЖОРДЖИ
Мэри протянула руку назад и погладила клитор. Теперь член Дойла двигался между ее пальцами.
И этого оказалось достаточно, чтобы он перешагнул через край и бурно кончил, с такой силой сжимая ее бедра, что едва не испещрил их синяками.
— О Иисусе! — выдохнул он сквозь стиснутые зубы. Его движения стали замедляться и наконец вовсе прекратились, когда утихли последние пароксизмы наслаждения.
Мэри тоже тяжело дышала, ее руки вцепились в ворс ковра. Почувствовав, что он вышел из нее, она повернулась и поцеловала его. С камина на все происходящее бесстрастно смотрела фотография отца.
Она подумала: что бы он сказал о Джеке?