* * *
До обеда Гривс проводил с Гарольдом экскурсию по больнице. Он рассказывал новичку о его обязанностях, показывал, где что находится, представлял его другим сотрудникам, и только у двух из них при виде Гарольда лица остались невозмутимыми. Гривс доброжелательно болтал на разные темы: о погоде, своей работе, футболе, политике... И Гарольд слушал его: По крайней мере, делал вид, что слушает. Мысли же его были далеко, его занимало послеобеденное время, когда они с Гривсом снова пойдут в котельную.
В час пятнадцати оба отправились в больничную столовую, чтобы пообедать. Гарольд взял пару сосисок и гарнир, но едва поковырял в тарелке вилкой. Гривс же, со ртом, набитым рыбой и жареным картофелем, продолжал беззаботно болтать, однако беспокойное состояние Гарольда постепенно передалось и ему. Потягивая чай из огромной кружки, он спросил:
— Что случилось, Гарольд?
Гарольд вздрогнул, огляделся по сторонам. Столовую заполняли медсестры, санитары, врачи. Все вокруг уже ели и разговаривали. Равномерный гул голосов напоминал жужжание генератора.
— Это связано с котельной? — осторожно поинтересовался Гривс, видя, как нервничает его подопечный.
— Я боюсь огня, — признался Гарольд.
Гривс поверх края кружки внимательно посмотрел на своего напарника по предстоящей работе.
— Извините, что спрашиваю... — Он старательно подбирал слова. — Ваше лицо... Это... ожог?
Гарольд кивнул.
— У меня он с четырнадцати лет, — пояснил Гарольд, но продолжать не стал. Остальное... к чему вспоминать и говорить об этом? Он попытался улыбнуться, тон его немного смягчился. — Надеюсь, со временем мой страх пройдет.
Гривс понимающе кивнул и сделал большой глоток чая. Они сидели, беседовали, и Гарольд наконец тоже заговорил. Утренние видения отступили. Он расслабился, успокаивая себя тем, что напряжение, видимо, вызвано первым рабочим днем, его первым в жизни рабочим днем. Гривс ненавязчиво расспрашивал о психиатрической лечебнице, и Гарольд отвечал на вопросы честно и без утайки. Ему не было стыдно оттого, что тридцать пять лет он провел в сумасшедшем доме. Стыд, с которым он жил все эти годы, имел отношение к другому, к тому, что только что вскользь затронул Гривс. На его счастье, чернокожий санитар не любопытствовал, каким образом четырнадцатилетний мальчик оказался в дурдоме, а Гарольд не имел ни малейшего желания добровольно об этом рассказывать.
Наконец Гривс закончил трапезу и отодвинул тарелку, одновременно заглядывая в кружку, не осталось ли чего. С удовлетворением погладил живот и улыбнулся напарнику, который ответил ему тем же. Гарольд поглядел по сторонам, и взгляд его упал на сидевшую неподалеку компанию медсестер. Каждой из этих юных созданий было не больше двадцати, все хорошенькие, пухленькие, как и положено быть девушкам этой профессии.