– Кровью срать будешь! Сгниешь Иовом!
Берко дает Голду рассмотреть выходную дырочку ствола своего шолема, и тот смолкает. Ствол тотчас снова ищет широкую грудь Литвака.
– Берко, – обращается к напарнику Ландсман. – С ума сошел?
Берко смотрит на Ландсмана как на обузу. Он открывает рот, ничего не сказав, снова закрывает. Кажется, он хочет произнести какую-то формулу, заклинание, способное расцепить связь времен, рассыпать мироздание. Или способное не дать рассыпаться ему самому.
– Этот жид, – выплевывает он и добавляет тише, с хрипотцой: – Моя матушка…
Вроде Ландсман видел когда-то фото мадам Лори Джо «Медведь». Жгучая брюнетка, розоватые очки, улыбка весьма нахальная… Но эта женщина для него даже не призрак. Берко много рассказывал о своей индейской жизни. Баскетбол, охота на котиков, пьянки, дядья, Вилли Дик, человеческое ухо на столе… Но о матери вроде ни разу не вспоминал. Как будто цена за его обращение. Героический акт забвения. Недостаток воображения – грех для шамеса более непростительный, чем вылазка в горячее место без поддержки. Или тот же грех в иной форме.
– Да-да, – соглашается Ландсман, делая поспешный шаг навстречу Берко. – Гад, конечно. Стоит его кокнуть.
– Берко, у тебя двое малышей, – напоминает Бина официальным тоном. – У тебя Эстер-Малке. У тебя будущее, о котором нельзя забывать.
– Хрен, – пытается прохрипеть Голд из подмышки Берко, но у него плохо получается. Голд скребет ногами, пытается получить опору, но это у него получается еще хуже.
Не отрывая взгляда от Берко, Литвак что-то пишет.
– Что он сказал? – спрашивает Берко.
Нет здесь будущего для евреев
– Знаем, знаем. Слышали, – отмахивается Ландсман. Он сгребает блокнот и ручку, перекидывается на последнюю страницу, печатает по-американски:
НЕ БУДЬ ИДИОТОМ! ВЕДЕШЬ СЕБЯ ХУЖЕ, ЧЕМ Я.
Вырвав листок, сует его под нос Берко. Блокнот и ручку кидает обратно Литваку. Этот аргумент Берко, кажется, убеждает. Он выпускает посиневшего Голда, тот падает на ковер.
– Он убил твою сестру, Меир.
– Я пока не знаю, – говорит Ландсман и поворачивается к Литваку: – Убил?
Литвак отрицательно поводит головой и принимается что-то строчить, но в это время из-за двери доносится дружный вопль. Неудержимый, но вполне осознанный порыв. Что-то эпохальное с телеэкрана. Футбольный мяч влетел в верхний угол ворот. Сексапильная девица на пляже выскочила из бюстгальтера. Тут же аналогичный вопль доносится сквозь открытое окно откуда-то по соседству. Вопль многократно повторяется и варьируется. Орут Гарькавы и Нахтазиль. Литвак улыбается и откладывает ручку и блокнот, как будто сказать ему больше нечего. Как будто все его признания вели лишь к этому моменту. Голд ползет к двери, открывает ее, встает на ноги и печатает шаг в соседнюю комнату. Бина подходит к Берко, протягивает к нему руку ладонью кверху. Берко чуть колеблется, затем опускает на ее ладонь свой пистолет.