Мы шли вдоль ограды, а Зятёк, после совершенной сделки ощутивший нечто вроде симпатии к Синдбаду, жаловался ему на жизнь:
— Чугунки в последнее время — замучили. Лезут и лезут, как мухи на мёд, хотя внутри нашего периметра ни одного энергополя. Трещина им эта нравится, что ли?
Бритоголовый кивал, Колючий хмурился, я старался быть как можно более незаметным.
Расстались мы с патрулём около Новой Ипатовки, у руин сервисного центра «Грейт Уолл», где до Катастрофы обслуживали китайские тачки. На прощанье Зятёк одарил нас ещё одним подозрительным взглядом и сказал, улыбаясь одновременно доброжелательно и угрожающе:
— Я нашим передал… дальше, чтобы, если чего, вас пропускали.
Что означало — «Не балуйте, чуваки, Большой Брат смотрит на вас!».
Патрульные двинули обратно на север, а мы на юг, в сторону Рижской железной дороги. В этом месте сохранилась не только насыпь, но и рельсы, и порой по ним даже ползали чугунки.
— Куда мы идём? — требовательно спросил Синдбад, когда Зятёк и его бойцы скрылись из виду.
— В смысле? — удивился я. — Вы же слышали, что он сказал? Дубль направился к «Дмитровской», значит, и наша дорога лежит туда же. Всё просто и понятно, как в букваре.
— Он опережает нас на два часа, язви меня джинн! И мог двинуться куда угодно! — не пожелал успокаиваться Синдбад. — Либо мы занимаемся откровенной ерундой, либо ты как-то можешь чуять, куда шагает твой дубль! Но почему-то, и мне хотелось бы знать, почему, скрываешь это от нас!
— И мне кажется, что ты, Лис, прячешь нечто в сердце своём, — добавил Колючий.
Вот как, бунт на корабле?
Хотя, кто сказал, что я здесь капитан? Но даже если это и так, то эти двое — не бесправные рабы-матросы, они идут со мной по собственной воле и безо всякого принуждения.
— Ну, как бы… — я замялся. — Не уверен я, что вам нужно всё знать.
— Не уверен он! — Синдбад фыркнул. — Мы рискуем собственными задницами, подставляемся под выстрелы и колёса исчадий техноса, а ты, значит, будешь гордо молчать, держать нас за пешки, за безмолвные фигуры, которые можешь по своему разумению двигать куда надо?
Колючий ничего не сказал, но осуждающе покачал головой.
Да ещё и подумал, наверное, своё любимое «Бог всё видит».
— Напоминаю, что вы пошли за мной сами! — огрызнулся я. — Если помнишь, я вас не заставлял!
К этому моменту мы уже добрались до железнодорожной ветки и шли вдоль неё на юго-восток. По левую руку, за оградой, виднелась чаща Тимирязевского парка, в этом месте дикого и очень странного. Мутировавшие то ли под влиянием Катастрофы, то ли после опытов неодруидов растения сплетались в колючую серо-зелёную стену.