— Спасибо, — сказал Рейсс. Начальство в Берлине непревзойденные мастера перекладывать ответственность на других, а ему уже надоело быть козлом отпущения. Такое с ним уже бывало слишком много раз.
— Чтобы не попасть впросак, — продолжал он, — как мне кажется, будет лучше, если вы ответите на эту шифровку. Скажем так, «Ваши инструкции ужасно опаздывают. О появлении интересующего вас лица на данной территории уже сообщалось. Возможность успешного перехвата на данном этапе совершенно ничтожна». Подредактируйте это и отошлите в Берлин. Подберите выражения туманные, но почтительные. Вы понимаете, какие?
Пфердехуф кивнул.
— Я отправлю ответ немедленно. И зарегистрирую точную дату и час.
Он вышел, закрыв за собой дверь.
Приходится держать ухо востро, размышлял Рейсс, не то в один прекрасный день окажешься консулов в стаде ниггеров на каком-нибудь из островков берегов Южной Африки. А следующее, о чем узнаешь, так это то, что у тебя хозяйкой дома черная мамуля, а десять или одиннадцать или одиннадцать маленьких негритеночков называют тебя папулей.
Снова усевшись за сервировочный столик, он закурил египетскую сигарету «Симон-Арц N_70», тщательно закрыв металлический портсигар.
Поскольку теперь его вряд ли будут в скором времени беспокоить, он извлек из портфеля книгу, которую читал, открыл на том месте, где была оставлена закладка, уселся поудобнее и еще раз перечитал то место, на котором был вынужден остановиться в прошлый раз.
«…неужели он на самом деле бродил по этим улицам с бесшумно снующими автомобилями, наслаждался утренней тишиной Тиргартена, теперь уже в таком далеком прошлом? То была совсем иная жизнь. Мороженое, вкуса которого он теперь даже не может себе представить, будто его никогда и не существовало. Теперь они кипятят крапиву и радуются, когда ее удается раздобыть. Боже, вскричал он. Неужели они никогда не остановятся? Огромные британские танки все шли и шли. Еще одно здание, это мог быть жилой дом или магазин, школа или учреждение. Сейчас он уже не мог сказать, что это было — разбитые снарядом стены обрушились, рассыпались на мелкие кусочки. Внизу, среди руин, погребена под обвалом еще одна горстка остававшихся до сих пор живыми, даже не успев услышать дыхание приближающейся смерти. Смерть в равной степени простирала свои руки повсюду — над живыми, калеками, трупами, лежавшими друг на друг и от которых уже начинал исходить всепроникающий смрад. Смердящий, еще трепещущий труп Берлина, со все еще возвышающимися тут и там безглазыми башнями, исчезающими, даже не издав звука протеста, как вот это безымянное здание, которое с такой гордостью когда-то воздвиг человек.