Эрик одним прыжком оказался на середине комнаты, схватил грека за шиворот и, от души намяв ему бока, пинком спустил по крутой лесенке. Лаура тут же бросила кинжал и пала хозяину на грудь, обильно орошая ее слезами. Грек, кряхтя и постанывая, поднялся и поплелся куда-то – зализывать раны.
Эрик предпочитал с тех пор не оставлять Лауру одну. Даже товарищи – купцы да дружинники – не казались ему надежными людьми. За каждым подозревал Эрик помысел покуситься на прекрасную фряженку! Благодарение богам, что его дела в Константинополе завершены, купцы тоже все сторговали, и через малый срок можно будет отправляться восвояси, к родимым берегам.
До самой смерти будет Эрик вспоминать эти последние деньки в Константинополе, потому что не было в его жизни дней светлее и радостней. Ни на минуточку не разлучался он с Лаурой. Часто бродили они по великому городу, забредали к морю и стояли подолгу там. Выбирали безлюдные места и смотрели, как кружатся чайки над заливом, как разбиваются в мелкую, пахнущую солью водяную пыль крутолобые морские волны.
Были они и в Софийской церкви, поразившей Эрика роскошью и красотой. Сам патриарх, облаченный в святительские ризы, совершал богослужение. Все знаменитое греческое духовенство было здесь. Эрику пришлись по душе богатые их облачения, убранство алтарей, благоухание фимиама, сладкоголосое пение клироса. А главным были священная важность и таинственность обрядов и почтительное безмолвие народа. Показалось варягу, что всевышний и впрямь обретается в этом дивном, светлом и торжественном доме и говорит со своим народом через посредство своих посланцев...
Так сердце Эрика, втайне от него самого, склонилось к христианству. После, вспоминая этот миг, он говорил себе, что не так проста оказалась Лаура – будучи сама христианкой, она постояла за своего Бога. И как хитро постояла – не стала вести с хозяином мудреных бесед, но пленила его варварскую душу наружным великолепием церкви...
Захаживали они на шумный базар, и Эрик покупал Лауре все, что приглядывалось ей, и все, что нравилось самому. Спервоначала он дивился: чудно девка подарки принимает! Вроде бы и не рада совсем. Благодарит, а в глазах страх и тоска смертная. Потом догадался все-таки: каждый раз кажется ей, что подарок – последний, на разлуку даденный, в последнюю благодарность. Видать, частенько ей такие подарки доставались, вот и привыкла. Пришлось Эрику поговорить с ней, побранить даже, и она успокоилась. Редко-редко взметнется в глазах прежняя печаль, да и уляжется, дав место тихой радости.