Так мое образование успешно подвигалось вперед — легко и просто для меня, но не для мистера Гарриса. Ибо если я за табльдотом удовлетворялся тремя переменами, то мистер Гаррис был не прочь вкусить от тринадцати.
Но даже обретя полную уверенность и не нуждаясь больше в помощи своего агента, я порой испытывал трудности. В Баден–Бадене я однажды чуть не опоздал на поезд, так как не мог понять, немки или нет три девицы, сидевшие напротив за нашим столом, они на весь обед но проронили ни слова; а вдруг они американки, а вдруг англичанки, — еще нарвешься на скандал. Но пока я терялся в догадках, одна из молчальниц, к моему великому облегчению, заговорила по–немецки; она и трех слов не успела сказать, как поклоны были отданы и милостиво возвращены, и мы благополучно ретировались.
Да и вообще в немцах чувствуется подкупающая приветливость. Когда мы с Гаррисом странствовали пешком по Шварцвальду, мы как–то забрели пообедать в сельский трактирчик; следом за нами вошли две молодые девушки и молодой человек и селя с нами на один стол. Как и мы, они были туристами, только у нас рюкзаки были привязаны за спиной, а у них всю поклажу нес юный крепыш, специально нанятый для этой целя. У всех у нас аппетит был зверский, всем было не до разговоров. Пообедав, мы разменялись обычными поклонами, и пошли, каждая группа своей дорогой.
На другое утро мы сидели за поздним завтраком в Аллерхейлигене, когда та же компания вошла в зал и расположилась за столиком неподалеку; сперва они нас не заметили, но потом увидали и сразу же заулыбались и поклонились — и не официально, а как люди, довольные, что вместо чужаков встретили старых знакомцев. Они заговорили о погоде и о дорогах. Мы тоже заговорили о погоде и о дорогах. Затем они сказали, что отлично прогулялись, невзирая на погоду. Мы сказали, что то же самое было и с нами. Затем они сказали, что накануне прошли тридцать английских миль, и полюбопытствовали, сколько прошли мы. Я не умею врать и потому препоручил это Гаррису. Гаррис сказал им, что мы тоже сделали тридцать английских миль. Собственно, так оно и было, мы их «сделали», — правда, не без подмоги здесь и там.
После завтрака, заметив, что мы стараемся вытянуть у немого служителя какие–нибудь сведения насчет дальнейшего маршрута и не слишком в этом преуспеваем, они достали свои карты и прочее и так понятно показали и объяснили нам весь маршрут, что даже нью–йоркский сыщик и тот бы не сбился с него. Когда же мы пустились в дорогу, они сердечно с нами попрощались и пожелали нам счастливого пути. Возможно, что они не стали бы так нянчиться со своим братом, немецким туристом, и к нам прониклись симпатией, как к одиноким путникам, заброшенным в чужую страну, — не знаю; знаю только, что было очень приятно оказаться предметом такого внимания, такой заботы.