- Ну, хочешь, мы долго-долго встречаться не будем? Аж, - задохнулась, - целый месяц! А потом, если ты скажешь, что - совсем, тогда и - совсем. Хорошо, да?! Так да?
- Да, - выдохнул Андрей, понимая, что порвать с ней здесь же, раз и навсегда, не хватит в нем ни жестокости, ни решимости.
-Подождем, - пробормотала она.
В милом, с оспинками лице ее, всего за пять минут до того переполненном счастьем, проявилась такая безысходность, что Андрея заколотило. Да стоит ли любая карьера таких жертв? Ведь никто и никогда не будет любить его так. И ничего потом не вернешь! Все решается в мгновение: обхватить ее, вжать в себя и - больше не отпускать.
Он заколебался.
Истошный, откуда-то из самых глубин морга вопль разорвал минорную тишину.
- Ты уверена, что сегодня всех покойников вскрыли? - Андрей первым устремился внутрь.
Возле дивана стоял всклокоченный Чугунов и с раскрывшимся непроизвольно ртом смотрел на дверь "мертвецкой", откуда только что выскочила растерзанная, непрерывно кричащая Нонна. Следом появился обескураженный Ханя.
- Что, Нонночка, что?! - Валентина подскочила со стаканом воды и чуть не силой втиснула его в зубы подруги.
Та сделала судорожный глоток, взгляд ее приобрел что-то похожее на осмысленность.
- Паскуда! - выдохнула она. - Да он же, извращенец, меня прямо на трупе пытался! - Нонуль, но ты сама хотела чего-нибудь остренького, - расстроенное Ханино лицо было полно тайного восторга.
- Да любви я хотела! Любви! - снова закричала она.
И тогда в наступившей тишине раздался смешок. Вслед - еще. И еще. Безнадежно, казалось, уснувший Чекин сидел на диване и, не в силах остановиться, заливался прерывистым, как икота, пугающим тонким смехом. По пьяному его лицу непрерывно текли слезы.
- Я ведь с тобой всегда хотела, Аркашенька! - откликнулась Нонна. - Не с коблом этим! С тобой!
- Да, это клиника, - определилась Каткова. - Такого сабантуя в моей жизни еще не было.
Скосилась печально на бледного Тальвинского:
- И, похоже, уже не будет.
Андрей шел по ночному городу, с остервенением втаптывая ботинками антрацитовые лужицы на асфальте. Давно не чувствовал он себя столь погано, потому что давно не было в его жизни любви, подобной той, что одарила его Валюха. Порой, вспоминая произошедший разрыв, он скрежетал зубами и принимался озираться, будто в поисках проезжающего такси. Но даже в эти секунды понимал, что не поедет он, как мечталось, к Валюхе, не вытащит ее от растерянного мужа и не увезет в темноту. Потому что сколь угодно можно гнуть ветку, испытывая на прочность. Но, сломав, не восстановишь. Можно, конечно, попытаться перевязать, вылечить. Но - никогда больше это не будет ТА ветка. И никогда не будет к нему прежней Валюха. Помани - и она вернется. Но - уже другая, надломленная. А другая Валюха - это другая история. И - ничего тут не вернешь. Ни-че-го!