– Похоже, с бриллиантами, но ремешок кожаный.
– Да, беспонтово, – согласился Дед. – Пойду ворота закрою.
– Пойди… Как тихо, ты подумай!
– Все соседи обосрались по три раза после канонады и разныкались по щелям.
– Да-а-а, звонят в полицию и плачут. Навзрыд.
Диденко вышел на простреливаемый пятак и, не словив пулю, был крайне удовлетворен.
– Что у вас? – Татаринов объявился в ухе.
– Чисто, – ответил Дед. – Закрываю ворота. Жаль, не сплошные… Сэкономили, скряги.
– Надо забаррикадироваться. Возвращайтесь в дом.
Голицын вернулся в холл, подхватив с пола трофейные часики. Его внимание тут же переключилось на Герду, которая была в плохом состоянии, но сознания не теряла. Первоначальный диагноз Диденко, к счастью, оказался неверным. Легкие не были задеты. Девушку обкололи обезболивающими, остановили кровь. Марконе тоже досталось прилично. Весь левый бок его был распорот. Осколки, а может, и пули содрали кожу и мясо, обнажив два ребра. Но он мог оставаться в строю, как и Бертолет, получивший сквозное в предплечье, из-за чего его правая рука отказывалась работать. Был боец, осталась половина.
– Диденко, моджахеда перевяжи. Как с патронами? – Татаринов оценил мимоходом часы, найденные Поручиком: – Пять штук гринов.
Мустафа привалился к спинке дивана, на который положили Герду, и, перехватив голень несколько выше дырки от пули, сидел, раскачиваясь вперед-назад.
Боекомплект изрядно похудел. На всех осталось полторы сотни патронов и дюжина гранат.
Герда очнулась и, кивая головой назад, на сидевшего прямо за ней афганца, шепотом произнесла:
– Это он напал на конвой.
Мустафа верно понял смысл короткой фразы, напрягся внутри, продолжая внешне оставаться страдальцем от ранения.
Собравшийся перевязывать его «шурави» остановился. Их старший что-то сказал, и вместо перевязки Мустафа получил удар ботинком по второй, здоровой ноге.
– Где склад с оружием? – обратился к нему на английском Диденко.
Азиат, как мы и упоминали ранее, в первую очередь считал себя коммерсантом, а значит, должен был слить инфу немедленно; но с другой стороны, он был воином, и наступил момент, когда он сам должен был убедить себя в своей воинственности.
Пленный молчал.
– Диденко, развяжи ему язык, – отрывисто приказал Татаринов, поднялся на второй этаж, дальше на третий, где выбрался на открытую террасу, защищаемую от солнца большим пологом с металлическими кольцами, натянутым на торчащие в деревянных балках крючья. Назрела необходимость поговорить и заодно обозреть окрестности.
Соседние дома утопали в не меньшей зелени, чем захваченный ими особняк. Крыши строений были несколько ниже и располагались на расстоянии двухсот метров. Большие участки, большие дома – долина поднявшихся людей. К великому сожалению, к ним могут зайти с моря, могут с флангов, могут атаковать фасад.