На следующий день после этого совещания, 25 января, Барандоном была намечена встреча Гудериана с Риббентропом. Начальник Генерального штаба едва ли успел поспать часа три после пережитого разгрома своих планов на перехват военной инициативы, которые должны были послужить ему трамплином для перехода к политическим вопросам. Вполне понятно, что он не скупился на детали при описании кризиса. В конце Риббентроп, которому было трудно поверить услышанному, спросил, было ли это «абсолютной правдой», и даже намекнул, что «Генеральный штаб, кажется, теряет самообладание»[125]. После дальнейшего обсуждения обстановки Гудериан напрямик спросил Риббентропа, готов ли тот вместе с ним ехать к Гитлеру и «предложить попытаться заключить перемирие по крайней мере на одном фронте». Разговор продолжался следующим образом:
«Р и б б е н т р о п. Я не могу сделать этого. Я верный последователь фюрера. Я точно знаю, что он не желает начинать никаких дипломатических переговоров с противником, и поэтому я не могу обратиться к нему с тем, что вы предлагаете.
Г у д е р и а н. А как вы будете себя чувствовать, если через три-четыре недели русские окажутся у ворот Берлина?
Р и б б е н т р о п. Боже мой, вы верите, что это возможно?
Г у д е р и а н. Это не только возможно, но, благодаря нашему теперешнему руководству, неизбежно».
После чего Риббентроп «потерял невозмутимость». Он так и не согласился говорить с Гитлером, но, прощаясь с Гудерианом, сказал: «Послушайте, этот разговор останется между нами, не так ли?»[126]
После ухода Гудериана министр иностранных дел, по-видимому, поразмыслил над тем, что ему было сказано. Потому ли, что он сомневался в обещании Гудериана сохранить их разговор в тайне или из чувства верности фюреру, на которое он ссылался, Риббентроп решил нарушить данное им слово и уселся, чтобы собственноручно записать содержание разговора. Он не назвал начальника штаба по имени, но написал о нем как об «офицере исключительно высокого ранга на действительной службе, в настоящее время занимающего самый ответственный пост».
В тот вечер Гудериан случайно опоздал на совещание с Гитлером, и когда он вошел в конференц-зал, фюрер уже говорил «громко и возбужденно», как раз распространяясь на тему основного приказа № 1 (который запрещал обсуждать свою работу с какими-либо другими лицами, если такие сведения не являются необходимыми для выполнения собственных официальных обязанностей). Когда Гитлер увидел Гудериана в конце комнаты, он продолжал, «еще больше повысив голос»: «Так что, когда начальник Генерального штаба отправляется к министру иностранных дел и информирует его о положении на Востоке с целью добиться перемирия на Западе, он ни больше ни меньше как совершает государственную измену!»