Хотя поначалу я едва не поддался. Какого француза не коробит английское засилье на морях? И когда Прозрачный, что смог показываться мне после того, как я завладел лягушкой — надо признать, чрезвычайно полезным предметом! — когда этот то ли ангел, то ли дьявол предложил мне изменить историю одним выстрелом, я заколебался. Нет пирата Френсиса Дрейка — и вся добыча достается пирату Гийому Ле Тетю. Такой пустяк! Но Британия лишается своего величайшего мореплавателя, а Франция, по словам Прозрачного, получает. Мне это показалось чертовски забавным! Но что-то подсказывало: Клод, не торопись играть в игру, правил которой ты не знаешь. Обстоятельства сложились так, что план и не удалось привести в исполнение. Внешне все выглядело так, будто мне помешал упрямый шотландский мальчишка Джон, патриот Британии. Но как бы я ни злился на него, существовала и другая, высшая правда: Прозрачные враждуют меж собой, и те, кто ставил на Дрейка, одолели тех, кто ставил на Ле Тетю. И что, спрашивается, мне или Джону проку от такой игры?
Меж тем чужая игра затягивала нас в себя, словно водоворот. И мне это начало нравиться. Я больше не хотел золота, я хотел познать истину: что происходит? На чьей стороне сражаться? Но, перемещаясь во времени, соглашаясь и споря с Прозрачными, мы были все так же далеки от разгадки. Сумасшедший фанатик странных идей всеобщего братства, полковник Мауриций Беневский, тоже оказался пешкой в чужой партии. Пешкой, которая так и не прошла в ферзи. Расставшись с ним и осознав, что находимся в 1771 году, теперь — больше чем на сто лет впереди нашего собственного времени, мы просто не знали, что делать. Корабли тут должны быть быстроходнее «Ла Навидад» и лучше вооружены, до острова Демона — многие месяцы пути. Команду веселило золото, что едва не проламывало наш трюм, но меня терзало смутное предчувствие, что нас не оставят в покое. Взять хотя бы те самые волшебные предметы. Для Прозрачных это большая ценность, не говоря уже о тех людях, которыми они манипулируют. Но дни тянулись, ничего не происходило, и меня совершенно заела печаль. Тем более что наша капитан Кристин, питавшая ко мне мало мной заслуженные добрые чувства, решила меня опекать. Выразилось это в требовании прекратить пить. О, я бы с радостью! Вот только как еще избавиться от мысли, что игра Прозрачных так и останется тайной для меня, а значит, жизнь никогда не будет иметь настоящего вкуса…
В таком настроении я и отпросился на берег поохотиться, когда мы пристали для пополнения запасов пресной воды. Со мной попросилась и бедняжка Моник — последнее время ей приходилось нелегко, и я-то понимал, почему. Иногда беременность сопряжена с множеством специфических недомоганий… Я уговорил Кристин отпустить ее, хотя бы погулять по твердой земле. И, конечно же, капитан наградила меня негодующим взглядом. Девочка никогда не простит Моник гибели отца. Я прекрасно понимал ее, но Кристин не могла осознать того факта, что, убив Отто, она уже отомстила. Той, былой, никогда не унывающей и чрезвычайно опасной стервы Моник мы уже больше никогда не увидим. Что, впрочем, не значит, что змея совсем потеряла ядовитые зубы. Что ж, это было лишним поводом убрать ее с «Ла Навидад» на время моего отсутствия.