Мне такая логика совершенно не понравилась. Так же как и наши приятели в целом: хороша компания! Сумасшедший Бенёвский, который и друзей, наверное, легко продаст за «судьбу человечества», сентиментальный до соплей фон Белов, хорошо нам известная стерва Моник… Устюжин производил впечатление самого нормального здесь человека, но, кажется, был совершенно предан Бенёвскому.
— А вы уверены, что именно вы вершите судьбу человечества? — Клод усмехнулся Бенёвскому в лицо. — Знаете, после некоторых событий в моей жизни я сильно сомневаюсь, что к судьбе человечества имеют какое-то отношение люди.
Прозрачные! Я совсем забыла о них. Забрать у Дрейка дельфина означало не просто поссориться с Джоном, но и снова оказаться в игре, ведомой Прозрачными. Игре, которую мы не знали и не понимали.
Близился рассвет. И сколько же костров, черт побери, мне разводить для Джона и Роба?
Глава третья
Ультиматум и договор
— У вас, если не ошибаюсь, остался один «поворот» Ключа? — спросил Клод у полковника. — Последнее путешествие во времени.
— Мне и его не нужно. Мне нужен ваш корабль. Доставьте нас на Мадагаскар, Кристин, а уж дальше договоримся. Клянусь, я дам вам столько золота, сколько вы и на ста кораблях не увезете!
Не верила я Бенёвскому, но по глазам видела — он в свои слова верит! Золото. Золото тамплиеров. Грабить Храм Бенёвский, конечно, не собирается, но собирается как-то на нем заработать. Брать налоги с кораблей, огибающих Африку? Да против него выступит весь флот Португалии, бросив все остальные дела! Или в Храме и в самом деле есть какое-то оружие, о котором Бенёвский умалчивает? Полковник отошел, кажется, чтобы извиниться перед Отто, и я наклонилась к уху Клода.
— Их совсем немного! На борту мы бы легко справились в темноте!
— Не спеши, мы еще не все знаем об их оружии. И ты разве не слышала: внутри подводной лодки были какие-то светильники. Надо бы про них сперва разузнать.
Как все-таки сильно изменился Клод за последнее время! Когда я была маленькая, он частенько бывал на «Ла Навидад». Буканьеры запасали для пиратов мясо, а при нехватке людей с удовольствием участвовали в наших походах. Клод был одним из лучших стрелков, ужасно гордился этим и постоянно бахвалился, как хорошо быть буканьером. Потом, раз от раза сбегая из Европы обратно в любимые моря, я заставала Клода все более взрослым. И видела его все более злым, жадным, но все равно очень привлекательным. Была в нем какая-то веселость что ли, обаяние… И еще мне нравились его волосы и глаза.
Только никогда я не видела так часто в этих глазах грусть. После нашего приключения Клод стал молчалив, все чаще морщил лоб, думал. О чем? Я стеснялась спросить — это его дело, в конце концов. Зачем мне лезть в чужие мысли? И все же очень хотелось знать: как он теперь относится к Моник, после того, как она переломала ему все пальцы на правой руке, и так быстро перезаряжать ружье он уже никогда не сможет? Мне, честно говоря, хотелось, чтобы он ее ненавидел. Но, кажется, выходило наоборот. После пережитого Клод стал добрее ко всем и в том числе — к Моник.