— Ты имеешь в виду разузнать, придет ли он? Может быть, даже уговорить его прийти?
— Да.
Денби улыбнулся:
— Бруно, дорогой, да какой же из меня посол? Мы с Майлзом не очень-то ладили. Да и не виделись столько лет. Он считал, что я недостоин его сестры. — Денби помолчал. — Был недостоин его сестры.
— Но у меня больше никого нет, — сказал Бруно. Голос его сделался хриплым. Он откашлялся. — Ты член семьи.
— Ну хорошо. Когда к нему пойти? Завтра?
— Нет, не завтра, — сердце у Бруно бешено забилось. Что-то из всего из этого выйдет?
Денби пристально посмотрел на него.
— Доктор бы нас за это не похвалил.
— Теперь это уже не имеет значения.
— Может, тебе написать ему?
— Майлзу? О чем? Спросить, примет ли он меня?
— Да. Только не спеши. То есть дай ему время подумать. Сгоряча он может и отказаться. А если дать ему подумать, он придет.
— Хорошо, хорошо. Ты сочинишь письмо? Я ведь не умею писать писем.
— Нет, ты сам его сочинишь. Но не сегодня.
Вошла Аделаида и бросила на кровать «Ивнинг стандард». Марки потоком хлынули на пол.
— Минут через десять принесу чай. Вы что будете, булочки или бутерброды с анчоусами?
— Пожалуйста, булочки, Аделаида.
Дверь закрылась. Денби собрал марки и положил их в шкатулку. Отец Бруно не одобрял кляссеров, находя, что они портят марки, и всю жизнь безуспешно пытался изобрести что-нибудь другое; и хотя он был большим поборником эстетической стороны своего хобби и проповедовал сыну, что человек, у которого не возникает желания полюбоваться марками, всего-навсего жалкий лавочник, а не филателист, он тем не менее никогда не держал марки в кляссерах. Он заказал большую шкатулку из черного дерева с узенькими выдвижными ящичками, в которых марки лежали в целлофановых кармашках, сложенных гармошкой. Однако Бруно, еще больший эстет в отношении марок, чем отец, давным-давно внес неразбериху в эту тщательно продуманную систему. А с недавнего времени он и вовсе стал отбирать любимые марки и сваливать их в верхний запасной ящик.
— Ладно, Бруно, — сказал Денби. — Все это пустяки. Не волнуйся. Посмотрим, что из всего этого получится. Помочь тебе дойти до туалета?
— Нет, спасибо. Я сам.
— Ну, я пошел. У меня встреча в «Шарике». Пока.
Он думает, я не решусь встретиться с Майлзом, размышлял Бруно, потихоньку передвигая ноги к краю постели, но я решусь. Хотя встреча эта и страшит, поскольку она чревата последствиями, чем-то совершенно непредвиденным, грозит опасностью получить новую рану. Переместив ноги к краю постели, он передохнул. А вдруг Майлз не явится, вдруг пришлет враждебный ответ? А вдруг придет и будет неприветлив? А вдруг Бруно почувствует непреодолимую потребность заговорить о смерти Джейни и Майлз обрушится на него с проклятиями? Майлз способен на это, он ведь такой невыдержанный мальчик. Он умеет ранить, и пребольно. Пожалуй, Денби прав. Лучше умереть спокойно.