Они любили друг друга так, как никто до них не любил. По крайней мере, оба были в этом убеждены. Слилось воедино полное духовное родство и неистощимое физическое влечение, временами настолько сильное, что Михаил вдруг внезапно, среди бела дня начинал со все возрастающей страстью целовать жену, и Инна, юная, но уж все понимающая в «науке страсти нежной» женщина, отвечала ему, и сама увлекала в спальню или на диван в его кабинете... Время шло, но эти взрывы чувственности не утихали. Возрастало и духовное единство.
Инна закончила университет, но аспиранткой, как мечтала когда-то, не стала, хотя две кафедры предложили ей вакансии. Она увлеклась делом Сильверовых, а именно коллекцией картин. Михаил нашел в ней самую дотошную и одновременно тонкую исследовательницу. Она с таким воодушевлением погрузилась в новый для себя мир изобразительного искусства, с такой скоростью поглощала книги и знания, что Михаил не мог нарадоваться. Училась она главным образом, не выходя из дома, благо у Сильверовых собралась великолепная библиотека по всем вопросам искусства. Но иногда она днями пропадала в музеях Москвы, мчалась в Петербург или другие российские города, обладающие серьезными собраниями. Она так вдохновенно создавала описания картин, что Михаил отдал полностью эту важную часть собирательства в ее руки. Собрание зарубежных художников тоже увеличивалось, несмотря на запредельные цены, сложившиеся в последние годы на аукционах. Но все же главное дело, как считал Михаил, заключалось в том, чтобы искать, находить, сохранять и открывать миру произведения талантливых, но зачастую погубленных в советское время живописцев. Он был своим человеком в мастерских старейшего кооператива художников в доме на Верхней Масловке, его, как своего, принимали в Профкоме художников, том самом, что прославился «бульдозерной» атакой на свою выставку. Тонкий вкус, чутье и готовность рисковать, сразу же выкладывая значительные суммы за только что родившиеся, не имеющие «истории» полотна делали его желанным гостем во многих мастерских. Он почти никогда не ошибался, стоимость купленных им картин неизменно росла, полотна заполонили все специально оборудованное подвальное помещение в доме на Селезневке. Кстати, в свое время, благодаря нужным связям, он сумел избавиться от тех «подселенцев», которыми его отец самоуплотнился в трудные времена, и дом снова стал полностью принадлежать их семье. Огромные запасники позволяли ему широко маневрировать, продавать и покупать, при этом у него оседало самое интересное, что он находил у современников.