– Выше уровня воды?– поинтересовался Джон с озорным мерцанием в глазах.
Гарет сказал, обиженный:
– Да! И не очень далеко отсюда.
– И лошади там тоже поместятся?
Юноша ощетинился.
– Я могу пойти посмотреть.
– Нет,– бросила Дженни. И прежде, чем Гарет попытался протестовать против ее вмешательства, сказала резко: – Я обвела лагерь охранными заклятиями, и пересекать их не стоит. Тем более – сейчас уже темно…
– Но мы промокнем!
– Ты уже промок несколько дней назад, мой герой,– дружески-грубовато заметил Джон.– Здесь мы по крайней мере в безопасности, если вода начнет прибывать.– Он взглянул на Дженни, все еще обнимая ее за плечи, – настроение Гарета тревожило обоих.– Так что там с охранными заклятиями, милая?
Она пожала плечами.
– Не знаю,– сказала она.– Иногда они срабатывают против шептунов, иногда нет. Почему – не знаю. То ли что-то не так с шептунами, то ли с самими заклинаниями…
Или потому (добавила она про себя), что не с ее властью сплести охранное заклятие должным образом.
– Шептуны?– недоверчиво переспросил Гарет.
– Что-то вроде кровососущих дьяволов,– уже раздражаясь, пояснил Джон.– Не в этом сейчас дело. Главное – чтобы ты оставался в лагере.
– Я что, даже не могу поискать укрытия? Это же рядом!
– Если ты переступишь границу лагеря, дороги назад уже не найдешь,– отрезал Джон.– Ты думаешь, мы доберемся скорее, если будем несколько дней разыскивать твое тело? Дженни! Если ты не собираешься стряпать, то этим сейчас займусь я!
– Собираюсь-собираюсь,– откликнулась Дженни с поспешностью, которая не была совсем притворной.
Когда они с Джоном вернулись к дымящему укрытому от непогоды костру, она еще раз оглянулась на Гарета, стоящего на краю слабо мерцающего круга. Уязвленный отповедью, юноша подобрал желудь и швырнул его с досадой в сырую тьму. Во тьме прошелестело, прошуршало, и снова наступила тишина, нарушаемая лишь тихой бесконечной дробью дождя.
Назавтра скомканные холмистые земли кончились и путники вошли в сумрак огромных лесов Вира. Дубы и боярышник подступили к самой дороге, цепляя лица путешественников бородавчатыми свешивающимися ветвями, а копыта коней – сплетением корневищ и мокрыми пригорками мертвых листьев. Черная путаница голых сучьев слабо пропускала дневной свет, зато великолепно пропускала дождь – сеющий, бесконечный, глухо бормочущий в зарослях орешника. Земля пошла хуже – вязкая, неровная; гниющие деревья стояли местами по колено в серебряной воде, и Аверсин заметил однажды мимоходом, что болота опять наступают с юга. То и дело дорога оказывалась заплетенной зарослями или перекрытой упавшими стволами. Расчистка пути и прорубание обходных троп стали повседневной мукой. Даже Дженни, с детства привыкшей к тяготам жизни в Уинтерлэнде, приходилось несладко, она просто не успевала восстановить силы: засыпала усталая и просыпалась в серой предрассветной полумгле, нисколько не отдохнув. Каково приходилось Гарету, она могла только предполагать. Трудности укоротили его норов, и он жаловался горько на каждой стоянке.