Дженни позволила ведьминому огню разорваться, когда Джон ударил в дверь приземистого домика. Они с Гаретом остались снаружи, пока Джон уславливался с перевозчиком о цене за переправу трех человек, шести лошадей и двух мулов.
– Пенни за ногу,– сказал перевозчик, впиваясь темными беличьими глазками то в одно лицо, то в другое с острым интересом человека, через порог которого проходит целый мир.– Но через час я бы смог предложить вам ужин и ночлег. А то ведь скоро будет тьма кромешная, да еще туман в придачу.
– Мы можем проехать еще несколько миль до полной темноты. Кроме того,– добавил Джон, со странным мерцанием в глазах оглянувшись на молчащего Гарета,– кое-кто ждет нас на том берегу.
– А!– Широкий рот перевозчика захлопнулся, как капкан.– Так это вас они поджидают? Я их давно уже слышу, но они так и не позвонили в колокол, вот я и решил, что раз нужды во мне нет, то лучше посидеть в тепле.
Подняв фонарь и запахнув поплотнее стеганую куртку, он повел их к мосткам. Дженни, поотстав, рылась в укрепленном на поясе кошельке в поисках монеты.
Огромный конь Молот Битвы, уже испытавший недавно путешествие на корабле, перенес погрузку стоически. Лунная Лошадка и Оспри, как и запасные лошади, такого опыта не имели и артачились – все, кроме Слонихи, которая прошла бы и по мосту из пылающих ножей своей обычной флегматичной трусцой. Дженни пришлось долго уговаривать и хлестать по ушам животных, чтобы убедить их поставить ногу на большой плот. Паромщик закрыл воротца на корме и повесил фонарь на короткую мачту. Затем налег на лебедку и погнал широкий плавучий помост по серому непрозрачному шелку реки. Единственный фонарь марал желтоватым светом свинцовые облака тумана; то здесь, то там краем глаза Дженни замечала в коричневатых водах тянущиеся к плоту коряги.
Она слышала пришедшие с той стороны звуки: звяканье металла о металл, мягкое ржание, человеческие голоса. Гарет все молчал, но Дженни чувствовала, что каждая его мышца дрожит, как натянутая веревка за миг до разрыва. Джон стоял рядом, пальцы его, переплетенные с пальцами Дженни, были теплы и тверды. Очки мягко блеснули, когда он накинул край своего огромного пледа Дженни на плечи и притянул ее к себе.
– Джон,– тихо сказал Гарет.– Я… я должен кое в чем вам признаться.
Сквозь туман смутно донесся еще один звук – женский смех, подобный звону серебряных колокольчиков. Гарет содрогнулся, и Джон с опасным мерцанием из-под лениво прикрытых век сказал:
– Да пора бы уже…
– Аверсин…– Гарет запнулся и умолк. Затем заставил себя продолжать: – Аверсин, Дженни, послушайте! Простите меня! Я солгал вам… Я обманул вас, но у меня не было выбора. Простите.