За столом Ксения неустанно присматривалась к Андрею, но он вёл себя совершенно спокойно, выпил с её отцом, нахваливал мамин борщ и успевал заниматься Ванькой, порой даже Ксению опережая. Сынуля восседал на детском стульчике, старинном, которое было найдено папой на чердаке ещё в их первый приезд сюда, ел суп и постоянно приставал к Андрею с какими-то дурацкими вопросами, но Говоров терпеливо отвечал и это терпение Ксению неизменно удивляло. Откуда оно взялось в человеке, который до недавнего времени ничего не знал о детях? У Ксении и то порой этого самого терпения недоставало, а Андрея казалось, Ванька ничем из равновесия вывести не мог.
Ванька, набегавшись за день и проголодавшись, без разговоров съел борщ, выпил компота и теперь сидел и грыз морковку, прислушиваясь к взрослым разговорам. А когда услышал раскаты грома вдалеке, тут же потянулся к матери.
— Мама, гроза!
Ксения вынула его из стульчика и усадила к себе на колени, пригладила его волосы.
— Это не гроза, Ванюш. Это далеко.
— А гром гремит.
— Это далеко. Видишь, солнышко светит.
Ванька посмотрел на небо и зажмурился, а Ксения ненавязчиво уложила его на своих руках. Ребёнок спорить не стал, повозился, устраиваясь поудобнее, и снова принялся грызть морковку.
Андрей улыбнулся, наблюдая за ними.
— Заяц, ты грозы боишься?
Ванька кивнул, продолжая хрустеть.
— Он как Ксюша, — рассмеялась Надежда Александровна. — Она в детстве в шкаф пряталась и Ванюша такой же.
Говоров посмотрел на Ксению и заметил смущённый румянец на её щеках. Понимающе усмехнулся.
— А теперь что же? Шкаф на двоих?
Ксения укоризненно посмотрела на него, а все остальные рассмеялись.
После обеда Михаил Сергеевич прилёг, поддавшись уговорам жены дать отдохнуть больной ноге и не шутить с давлением. А Андрей долго сидел в саду и ждал Ксению. Она укладывала Ваньку спать, из открытого окна спальни доносилось обиженно-возмущённое хныканье, но потом оно стихло. Стало очень тихо, только за забором чьи-то негромкие голоса, лай собак, а над головой пение птиц. Андрей развалился на лавочке, привалившись спиной к стене дома, вытянул ноги и сложил руки на груди. На душе царило необыкновенное спокойствие… И небо голубое-голубое… И снова гром вдалеке.
Ксения вышла на крыльцо и остановилась в нерешительности, глядя на Говорова. Тот повернул голову и улыбнулся.
— Уснул?
Она кивнула и спустилась с крыльца.
— Еле-еле, капризничал.
— Я слышал. — Он поднялся. — Ну что, пойдём?
Ксения на шаг отступила.
— Ку-куда?
Говоров развёл руками.
— Мы же погулять хотели.
Она потаращилась на него, но затем кивнула.