– Забыла тебе сказать: звонил Голкин, – вывел из дремотных воспоминаний голос.
– Что хотел?
– Не докладывал. – Татьяна рассталась, наконец, со своей терпеливой щеткой и подошла к кровати. – Может, поднимешься, соня? Я разберу постель. – Золотистое тело, подсвеченное ночником, окутывала невесомая прозрачная ткань, дразня и вызывая желание сорвать к черту ненужную тряпку.
– Танюха, скажи, какого рожна бабы тратят сумасшедшие деньги на то, что никто не видит?
– Чтобы редкие видящие выставляли себя дураками, задавая подобный вопрос, – хитро улыбнулась транжира и щелкнула выключателем...
* * *
Совещание было в самом разгаре, когда стал надрываться мобильный телефон. На панели высветился номер Голкина.
– Секунду, – прервался глава холдинга, – слушаю.
– Здрасьте, Андрей Ильич, надо поговорить.
– Срочно? Я занят.
– Дело терпит, но не очень. И разговор не телефонный.
– Хорошо, встретимся в семь, жди.
Лебедев подавал короткие реплики, внимательно слушал, хвалил, порицал, а в голове вертелось одно: что-то случилось. Не тот человек Василий, чтобы беспокоить по пустякам.
Голкин давно расстался с Майском. Лебедев взял его к себе «для выполнения особых поручений», как указано в контракте, поселил с Аркадием и приказал не спускать с парня глаз.
Белобрысая флегма стала тенью скользить за мальчишкой, совмещая в себе мамку, няньку, телохранителя и дружка, огородив собой будущего совладельца «Оле-фармы» от чужих любопытных глаз. Андрей Ильич подыскал Аркадию молчаливых репетиторов. Те бесшумно просачивались в неприметную дверь, через полтора часа так же незаметно исчезали, довольные сообразительным подопечным и конвертом, куда с приятностью запускали руку. В обычной районной школе фамилия Иволгин ни у кого не вызвала интерес, разве только девчонки засматривались на симпатичного новенького, который ни с кем не хотел дружить, да учителя не могли нарадоваться старательным учеником, поднимавшим своими отметками успеваемость в классе. О месте нахождения сына Олевского не знала ни одна живая душа, даже дед с бабкой и Егорин, злившийся на друга-партнера за скрытность. Женькино недовольство не волновало никак. Андрей Ильич поставил перед собой цель, по счастливой случайности средством к ее достижению оказался Аркашкин сын. Ахать здесь было не над кем, жалеть некого, а уж прислушиваться к обидчивым бредням и вовсе представлялось величайшей глупостью.
На столе опять задергался мобильник, сопровождая конвульсии мелодией Брамса. В этот раз прочитался номер Татьяны.
– Коротко, я занят.
– Андрюша, у меня в «Оптике» погром, – дрожащий голос старался не выдавать панику, – в двух магазинах.